Остров на краю света - Джоанн Харрис

Посетите Ле Салан

Совсем как сто лет назад

Восхитительная островная кухня

Чистейший золотой пляж

Теплое и дружеское гостеприимство

ЛЕ САЛАН — ПОЧУВСТВУЙТЕ РАЗНИЦУ!

Текст продумывали, прорабатывая каждое слово, Бастонне, Геноле и Просажи, пока результат не удовлетворил всех. Я поправила грамматические ошибки. Мы пустили слух, что Бастонне едут на материк помогать бедствующему родственнику в Порнике, и позаботились, чтобы эта информация дошла до нужного человека. Стоит только шепнуть Жожо Чайке что угодно — и эта новость разнесется по Ла Уссиньеру, не успеешь и глазом моргнуть. Все саланцы были уверены, что уссинцы не успеют и оглянуться, а будет уже поздно.

К концу лета война будет окончена.

Пришла Пасха, и «Бриман-1» начал делать два рейса в неделю. Очень вовремя для Ле Салана, потому что из-за всех перестроек и ремонтов у нас кончились материалы. Аристида и Ксавье во Фроментине встретили с распростертыми объятиями, они раздали все листовки и оставили сведения о нас во всех туристических конторах. Через пару недель они поехали еще раз, на этот раз взяли с собой вдвое больше листовок и доехали до самого Нанта.

Остальные с нетерпением ждали новостей, наводя завершающие штрихи на рукоделия и бдя на предмет уссинских шпионов. Шпионы были совершенно реальные: Жожо Чайку несколько раз видели на Ла Гулю, где он что-то вынюхивал, вокруг деревни иногда слышался треск мотоциклов, а Жоэль Лакруа завел обыкновение прогуливаться по дюнам вечерами, пока кто-то не влепил в него заряд соли с обоих стволов. Началось вялое следствие, но — как сказал Ален Пьеру Лакруа, глядя на него совершенно честными глазами, — на острове столько народу с винтовками, стреляющими солью, что нет никакой возможности найти виновного, даже если предположить, что это саланец.

— Это с тем же успехом мог быть какой-нибудь приезжий с материка, — согласился Аристид. — Или даже уссинец…

Лакруа сердито поджал губы.

— Смотрите у меня, Бастонне, — остерег он.

— Кто, я? — возмутился Аристид. — Неужели вы могли подумать, что это я напал на вашего сына?

Никого не покарали. Может, Лакруа поговорил с сыном, а может, уссинцы были слишком заняты собственной подготовкой к сезону, но в Ла Уссиньере царило какое-то зловещее затишье, необычное по времени года. Даже банда мотоциклистов на время пропала из виду.

— Вот и хорошо, э! — сказала Туанетта, у которой тоже в углу за передней дверью, рядом с дровами, стояла заряженная солью винтовка. — Пусть только кто-нибудь из этих шалопаев попробует тут ошиваться. Получат в задницу порцию доброй морской соли из обоих стволов.

Теперь для полного триумфа Аристиду недоставало лишь одного — официального объявления о помолвке его внука с Мерседес Просаж. Были резоны этого ожидать: их вечно видели вместе — Ксавье, онемевшего от любви, и его обожаемую в сногсшибательных туалетах, которая с ним хладнокровно кокетничала. Одного этого было достаточно, чтобы жители деревни начали строить предположения. Однако был и более конкретный факт — Оме относился к этому браку благосклонно. Он, ревностный родитель, этого не скрывал. Он благодушно объявил, что мальчик перспективный. Саланец, хороший парень. Уважает старших. И деньги есть — хватит, чтоб зажить своим хозяйством. Аристид уже выделил Ксавье некоторую сумму на обзаведение — в сплетнях сумма бешено преувеличивалась, но, по слухам, у Аристида были отложены приличные деньги, а Ксавье преуспел в восстановлении под будущее жилье заброшенного дома, от которого когда-то оставались только стены.

— Пора уже ему обзавестись хозяйством, э, — говорил Аристид. — Мы, знаешь ли, не молодеем, и мне хотелось бы при жизни увидеть правнуков. Ксавье один остался из потомков моего бедного Оливье. Я рассчитываю на него в смысле продолжения рода. Без него…

Мерседес хорошенькая, и притом саланка. Оме и семейство Бастонне дружат много лет. А Ксавье в нее влюблен по самую мачту, сказал Аристид, игриво блестя глазами; правнуки будут.

— Я рассчитываю на дюжину, — добродушно говорил он, очерчивая руками в воздухе подобие песочных часов.

Широкие бедра, крепкие бабки; Аристид разбирался в племенном скоте не хуже любого другого островитянина. Жители Колдуна, говаривал он, должны выбирать себе жен как племенных кобыл. А если она при том еще и хорошенькая, тем лучше.

— Дюжину, — повторил он, довольно потирая руки. — А может, и больше.

Тем не менее в нашем радужном настрое был привкус отчаяния. Для поддержки военных действий одних воинственных речей недостаточно, а наши противники в Ла Уссиньере казались чересчур хладнокровными, не заинтересованными в драке, и от этого становилось не по себе. Бримана несколько раз видели на Ла Гулю в компании Жожо Чайки и мэра Пино. Может, Бримана и расстроило состояние пляжа, но виду он не подал. Он сохранял беззаботный вид и приветствовал встречных своей обычной благодушной отеческой улыбкой. Однако до нас доходили слухи. Кажется, в Ла Уссиньере не все ладилось. «Я слыхал, «Иммортелям» пришлось отказать кому-то из гостей, забронировавших номера, — сказал Оме. — Из-за сырости в стенах».

К концу недели меня одолело любопытство насчет «Иммортелей». Я отправилась туда под благовидным предлогом — заказать художественные принадлежности с материка, — но на самом деле я шла, чтобы проверить правдивость слухов, уже принявших катастрофические размеры, насчет ущерба, причиненного отелю.

Слухи, конечно, были преувеличены. Но все равно «Иммортели» заметно пострадали со времени моего последнего визита. Сама гостиница выглядела все так же, если не считать лесов с одного бока, но слой песка истончился еще сильнее, резко обрываясь к каменистому берегу.

Я понимала, как это случилось. Видела цепочку событий, которая привела к этому моменту, наши труды в Ле Салане, сочетание инертности и самонадеянности, не позволившее уссинцам увидеть истину, хоть она и была у них перед глазами. Наше коварство было таким масштабным — и таким дерзким, — что его невозможно было предугадать. Даже Бриман, несмотря на его попытки что-то разведать, не увидел ничего у себя под носом.

Разрушение уже началось — оно будет быстрым и необратимым. Волны, бьющиеся о стену, утащат весь оставшийся песок далеко от берега, в подводные течения, обнажая валуны и булыжники, и в конце концов останется только плавный откос древней дамбы. Несколько лет — и все будет кончено. Может, и двух лет хватит, если ветер поможет.

Я огляделась в поисках Жожо, Бримана или еще какого-нибудь носителя новостей. Улица Иммортелей была почти пуста. Пара туристов покупала мороженое с лотка у скучающей, жующей жвачку девицы под выцветшим зонтиком фирмы «Шоки».

Подойдя поближе к волнолому, я заметила на оскудевшем пляже группу отдыхающих — ранние пташки, судя по всему, — семья, с младенцем и собакой, — они, дрожа, сбились в кучку под хлопающим на ветру зонтиком. Апрель на островах — месяц своенравный, и сегодня дул пронизывающий ветер, отнимая тепло у воздуха. Маленькая девочка — лет восьми, сплошные кудряшки и фиалковые глаза — карабкалась на камни в дальнем конце пляжа. Увидев меня, она помахала рукой и крикнула: