Похищение невесты - Мэри Уайн

— Я тебе доверяю, Гордон.

Джемма подняла руки и потянулась к нему. Он лег, бережно раздвигая руками ее ноги, и устроился над ней. Тихий вздох удовольствия сорвался с ее губ. Было очень приятно ощутить его вес, почему-то она совершенно этого не ожидала! Ведь он, как ей казалось, мог раздавить ее.

— Я это очень ценю, милая.

Обхватив ее лицо обеими руками, он приник к ее губам нежным поцелуем. Но медленного движения губ хватило ненадолго: его страсть разгорелась слишком сильно, чтобы можно было не торопиться. Его поцелуй становился все крепче и настойчивее, и Джемма приоткрыла рот, впуская его язык. Ее тело мучительно хотело такого же вторжения, так что ее бедра приподнялись в безмолвном приглашении.

Она снова почувствовала, как головка его члена продвигается ко входу в ее лоно. Она уцепилась за плечи Гордона, ощущая, как он начинает раздвигать ее влагалище. Он действовал медленно, но неумолимо, прокладывая себе проход по ее нежному телу. Она запрокинула голову, ощущая, как в ней начинает зарождаться жгучая боль. Сотни горячих иголок боли вонзались туда, где ее плоть отказывалась растягиваться.

— Не бойся, ты сможешь меня принять. Ты так создана, чтобы я мог до конца в тебя войти.

Его слова успокаивали, но ей все равно было больно. Он чуть отодвинулся — и снова вошел в нее. На этот раз его член разорвал ее девственную плеву и погрузился гораздо дальше, преодолевая все сопротивление. Его тугая плоть двигалась вперед, раздвигая ее влагалище, заставив Джемму задохнуться. Гордон снова подался назад, давая передышку от боли, и она глубоко вздохнула — и тут же резко выдохнула, когда он решительно вошел обратно. На этот раз его член прошел глубоко, целиком заполнив ее тело. Она вжималась спиной в матрас, который не позволял ей отстраниться. И вынуждена была терпеть жгучую боль, пока ее тело пыталось приспособиться к новому состоянию.

Однако болезненные ощущения длились недолго. Джемма открыла глаза, поняв, что не испытывает почти никакой боли.

— Да, милая, самое плохое позади.

Гордон вышел почти до конца, а потом снова погрузился в нее. На этот раз она почувствовала, как его жесткий жезл надавливает на ее клитор. Это зажгло в ней жаркую искру наслаждения, которая пробежала внутрь ее тела вместе с движением его плоти.

— А теперь я познакомлю тебя с самым хорошим.

Он начал двигаться — медленно и в то же время решительно. Джемма услышала собственный стон, она не смогла бы сдержать его, даже если бы попыталась. Ее ощущения были целиком сосредоточены на тугом жезле, врывающемся в нее. Теперь ее тело охотно принимало его, ее бедра приподнимались, чтобы он мог оказаться предельно глубоко. Ей не нужно было ни о чем думать, ее глаза невольно закрылись. Ей хотелось погрузиться в море ощущений, которые порождало совместное движение их тел.

— Правильно, милая, будь со мной. Показывай мне, какой темп тебе нравится.

— Хорошо.

Его дыхание участилось, пальцы запутались в ее волосах. Он стал двигаться быстрее и мощнее, заставляя кровать сотрясаться. Однако ей нравился его напор, ее тело охотно откликалось на него. Наслаждение нарастало в ней с каждым его толчком, а скольжение обратно будило отчаянное желание снова ощутить его вторжение. Она приподнимала бедра, отчаянно стремясь ускорить новый контакт. Сердце у нее бешено колотилось — и она начинала ощущать биение его пульса, когда он входил в нее до конца и на мгновение их тела крепко соединялись.

Удовольствие, которое он доставил ей своими ласками, блекло по сравнению с экстазом, который нарастал сейчас в ней. Это чувство было гораздо более глубоким и сильным. Она приподнялась над кроватью, чтобы снова принять его в себя — и, когда он погрузился в нее до упора, тугой комок желания взорвался, заставив ее закричать. Она выгнулась, стискивая его бедра ногами, и волна блаженства прокатилась по ней, захлестывая ее тело, наполняя ее сладким удовлетворением. Гордон еще несколько раз резко вошел в нее, а потом хрипло застонал и содрогнулся. Джемма почувствовала, как напряглись все его мышцы. Глубоко в ней излился фонтан его семени. Жаркий поток вызвал в ней новый мягкий отголосок наслаждения. На этот раз ее тело словно доило его плоть, сокращаясь, вбирая в себя его семя.

Наслаждение размягчило ее дрожащую плоть. Она лежала на постели, раскинув руки, словно брошенная кукла. У нее недоставало сил даже на то, чтобы притянуть руки ближе к телу. Ей едва хватало воли, чтобы дышать, ее грудь бурно вздымалась, сердце отчаянно колотилось о ребра.

Запечатлев на ее губах нежный поцелуй, Гордон перекатился на матрас и, обвив ее за талию, притянул к себе. Ее голова устроилась у него на груди — и она услышала, что его сердце бьется в такт с ее собственным.

— Готов поклясться, что в этой спальне зима будет просто жаркая!

Джемма улыбнулась, сама не зная, вызвана ли ее улыбка его словами или тем, как его рука медленно и ласково скользит по ее спине и бедру. Он гладил ее так нежно, что у нее на глаза навернулись слезы: ведь он не обязан был проявлять такую нежность. Он ей супруг, а не возлюбленный.

«Может быть, он сможет стать и тем и другим».

Джемма постаралась заглушить свой внутренний голос. Эта мысль была слишком опасной и грозила ей сердечными страданиями. Однако она не смогла прогнать эту мечту, потому что в их отношениях уже появилась слишком заметная нежность. Ей не удалось подавить свои чувства; похоже было, что, раз вырвавшись наружу, они уже не позволят ей запереть их на замок.

— Почему ты настаивала на кровати? — Голос Гордона казался сонным, но его рука замерла у нее на плече. — Я не догадался раньше у тебя спросить. У тебя ведь была причина, так?

Джемма уткнулась лицом ему в грудь, надеясь, что он решит, будто она слишком устала и задремала. Ей не хотелось, чтобы счастливый момент был испорчен неприятными событиями этого дня.

— Скажи мне, Джемма. Я не допущу, чтобы ты скрывала от меня то, что для тебя важно.

— А я не собираюсь становиться такой женой, которая готова плакаться тебе из-за любого пустяка.

Он судорожно втянул в себя воздух; теперь, когда желание больше не туманило ему голову, он легко понял, в чем заключалась причина ее настойчивости.

— Кто усомнился в твоей добродетели?

Его голос стал жестким. Он сел на кровати, усадив ее рядом с собой. Взяв ее за подбородок, он заставил ее поднять голову и смотреть ему в глаза. Его гордость была задета — и это ясно читалось по его глазам.

— Дело в этом, так ведь? Кто позволил себе говорить о тебе плохо?

Она решительно оттолкнула его руку:

— Не обращайся со мной как с маленькой, Гордон.

— Тогда ответь мне как женщина, которая не пытается скрыть правду!

Она пожала плечами:

— Какая разница, кто говорил? Важно, сколько человек слушали!

Он нахмурился:

— Это Эньон! Больше никто не посмел бы, да и не стал бы так беспокоиться о том, какое место ты здесь займешь.