Плывущая женщина, тонущий мужчина - Масахико Симада

– Я не прошу за бесплатно.

Выхватив блеснувшую в руке Мицуру монету, надсмотрщик сказал:

– Да я и сам не знаю, который час. У меня тоже нет часов. Но зато могу объяснить, почему не сообщаю вам о времени. О вас же забочусь, разве лучше, если вы будете постоянно маяться, сколько еще дней, сколько еще часов вам здесь находиться? Вместо того чтобы каждые пять минут смотреть на часы и нервничать, приятнее жить, вообще позабыв о времени. В море проходит вечность.

– Спасибо за заботу, но невозможно заставить себя убивать время, когда не знаешь, который час.

– Даже если б я сказал, который час, только уснешь, и – фьють! Кончай гнать порожняк, лучше пожри. Желудок – самый точный хронометр. Не беспокойся – выпустят раньше, чем ты свихнешься.

С этими словами надсмотрщик поднялся по лестнице и громко хлопнул железной дверью.

– Давайте и вправду, что ли, поедим! Ну-ка, что у нас здесь вкусненького к рису?

Вельветмен, он же Мицухико Китадзима, держа в руке эмалированную миску, заполненную сопревшим, пахнущим носками рисом, приподнял крышку с жестяного ведра. Внутри оказалось мабодофу.

– О, я это обожаю. Как они догадались?

– Похоже на собачий корм, – заметила девушка.

Пожилой господин дважды рассмеялся в нос. Один раз: «хэ-хэ», другой раз: «хо-хо». Мицуру его лицо показалось знакомым. Он был уверен, что никогда раньше с ним не встречался, но, возможно, видел на фотографии в каком-то журнале. Он решил, что вспомнит, поговорив с ним, но господин не выказывал желания вступать в беседу и, очевидно, не испытывал особого интереса к прошлому своих сокамерников.

– В настоящем мабодофу, как его готовят в Сы-чуани, обязательно много перца. Этот – настоящий.

Китадзима стал наворачивать мабодофу. И это несмотря на то, что, едва его заперли в трюме, он без конца твердил о «китайском заговоре», связывая его с голосами из космоса. Космические пришельцы говорят на китайском языке! Вот уже четыре тысячи лет космические пришельцы поддерживают тесные контакты с китайцами! Этот корабль управляется приказами с НЛО и т. д. Мицуру стал поддразнивать его, говоря:

– Мабодофу – тоже часть закулисных интриг? Не иначе как китайцы варят его по рецепту инопланетян! – Но Вельветмен продолжал уписывать за обе щеки.

– В тайных интригах я дока. Мабодофу – это своего рода наркотик. Пока его ем, я готов забыть про заговор. Но мне приятно, если вы и наши друзья поняли, что я имею в виду под заговором. Я-то давно их раскусил, но один был бессилен. Теперь же, когда вы в курсе и приобщитесь к мабодофу, нам нечего бояться.

– Легкомысленный вы человек! – сказала девушка и плюхнула мабодофу себе в миску.

Мицуру и пожилой господин не заставили себя ждать. Расставили под лампочкой ящики вместо стола и стульев, устроив нечто вроде гостиной.

– Неудобно, что мы не знаем, как кого зовут. Давайте представимся. А потом вместе подумаем, как отсюда выбраться, – предложила девушка и, будучи застрельщицей, начала с себя.

Сиори Минами. Двадцать один год. Собиралась с отцом плыть до Шанхая. Китадзима на два года ее старше, Мицуру – тридцать два. Пожилому господину пятьдесят семь, зовут Ли Мун Че, собирался плыть до Пусана и, по его словам, ежедневно участвовал в работе научного симпозиума, проводившегося на корабле. Услышав имя, Мицуру тотчас вспомнил. Это был тот самый корейский поэт, который в семидесятые годы уехал из Японии на родину предков, был арестован, брошен в тюрьму, много лет провел в заключении и только лет десять назад вышел на свободу. От неожиданности он переспросил:

– Ли Мун Че, поэт?

Тот молча кивнул и, окинув взглядом сокамерников, склонился над своей миской. На его лице заиграла отстраненная улыбка. Неприкаянный поэт. Куда б ни заносила судьба, чувствует себя узником. Но продолжает мыслить, не жалуясь на навязанную участь.

– У вас с кем-то назначена встреча? – неожиданно спросил поэт Мицуру.

– Почему вы так решили?

– Вы так беспокоились о времени…

– Разминулся со своей спутницей. Но если б знал, что меня могут запереть в трюме, конечно, договорился бы о встрече.

– Где она сейчас?

– Не знаю. Думаю, тоже ищет меня.

– Почти всех пассажиров постигла та же участь, что и нас. Молодых японцев, что побогаче, увы, заперли в машинном отделении. Грузовой отсек еще не худшее место. Сейчас, вероятно, около десяти часов вечера. Корабль стоит посреди моря. Хорошо бы, направились в Пусан. Если корабль зайдет в порт Пусан, я найду способ отсюда выбраться, прыгну в море и уплыву. Наверняка какая-нибудь рыболовецкая шхуна меня подберет. На худой конец, своими силами смогу доплыть до портового рынка. Я договорился встретиться с одним моим другом в Пусане, поэтому мне просто необходимо отсюда бежать. Но прежде надо как-нибудь раздобыть спасательный жилет… Побег ради встречи с другом? Что это – чувство долга? Или сила воли? Мицуру вопросительно посмотрел на поэта, и ему показалось, что тот вполне способен осуществить побег.

– Бы хорошо знаете порт Пусан?

– Как свои пять пальцев. От пристани, где бросают якорь многотоннажные суда, до рынка около двух километров. Затеряюсь в толпе, и пиши пропало. Я сразу сообщу в полицию и помогу вам спастись. Как говорит наш друг Китадзима, здесь зреет заговор. И члены экипажа, и чиновники заодно. Наверняка за их спиной есть закулисный руководитель. Если вести себя неосмотрительно, в два счета навесят ложные обвинения и, вполне вероятно, упекут уже не в трюм, а в настоящую тюрьму.

Слова поэта были бездоказательны, но убедительны. Девушка поникла, готовая в любую минуту расплакаться, и прошептала:

– Такой корабль достоин уйти на металлолом!

Китадзима, видимо что-то задумав, сказал:

– Отлично! – И, вскочив, провозгласил: – Поступим так, как говорит господин поэт. Когда корабль подойдет к Пусану, я вместе с ним прыгну за борт ради того, чтобы разоблачить заговор и спасти мать.

– И оба потонете, – сказала девушка.

– Что ж делать, если нет другого выхода обрести свободу. А пока давайте некоторое время понаблюдаем за обстановкой.

На этом обсуждение побега закончилось, с едой также разделались. Китадзима вызвал надзирателя и ушел в туалет. Поэт вернулся на свою полку, девушка витала в облаках.

Мицуру не собирался убегать, оставив Аои на корабле. Он оказался в заложниках, но и его Аои попала в плен. Вряд ли Китадзима и девушка решатся бежать, бросив своих родителей. Все было просчитано. Если содержать под арестом раздельно родственников и любовные пары, угасает решимость бежать. Враг хорошо понимал психологию заложников.

Китадзима долго не возвращался, и Мицуру внезапно стал нервничать, позвал надсмотрщика, но тот не отзывался. У девушки, видимо, появилась потребность посетить туалет. Прошло десять минут – тишина. Девушке уже было явно невмоготу. Мицуру вместо нее стал стучать в дверь, но прошло еще десять минут без каких-либо изменений. Вдруг за дверью послышался рассерженный крик надсмотрщика, и в ту же минуту показался Китадзима, похожий на вдрызг разбитый багаж. Из носа текла кровь, он стонал, держась за грудь и в то же время крепко прижимая к себе спасательный жилет.