Девятый камень - Кайли Фицпатрик

Когда вечером Сара осталась одна в своей каюте, она открыла шкатулку и принялась перебирать письма. Она старалась получить удовольствие от каждой следующей части постепенно, так как не хотела, чтобы голос Лили смолк и исчезла драгоценная близость, которая сохранялась, пока она не дочитала их до конца. Она нашла то место, которое искала, и перечитала соответствующий отрывок:

«После короткого молчания Говинда поведал мне, что это „астрологический талисман“ и что в своей нынешней форме он представляет опасность для всякого, кто попытается им воспользоваться. Я попросила его объяснить мне смысл его слов, поскольку не понимала, как драгоценный камень или даже девять таких камней могут оказать влияние на человеческую жизнь. Говинда рассказал мне лишь о том, что леди Герберт верила, будто обладание амулетом поможет ей войти в контакт с миром призраков — и прежде всего с ее умершим мужем».

Некоторое время Сара смотрела на темную поверхность красного дерева, из которого была сделана обшивка каюты. Она вспомнила инспектора Джерарда и его слова о том, как тени и трещины на каменной кладке помогают ему сосредоточиться. Она обязательно должна поговорить с Говиндой, решила Сара, поскольку он возникал всякий раз, когда упоминались бриллианты, и всегда верил в силу амулета из бриллиантов. Не изменилось ли его отношение к этому вопросу после стольких лет?

Когда Сара на следующее утро вышла на палубу из своей каюты, матросы «Рани» уже оповестили, что видят землю. По мере того как приближался полдень, горизонт обретал определенную форму, а вскоре стали видны белая береговая полоса и ветви пальм. Сара не могла отвести глаз от берега. С того самого момента, как Индия перестала быть далеким воображаемым местом, она ощутила, как возрождаются дурные предчувствия, которые ей до сих пор удавалось успешно игнорировать. Ее страх оставался безымянным — неуловимая неуверенность, заставлявшая тосковать по знакомым вещам. Она чувствовала себя глупой, ведь ей доводилось иметь дело с худшими врагами, чем чужая земля.

После того как «Рани» пришвартовался, Сара сошла на причал под руку с мистером Эллиотом и оказалась в шумном здании таможни. Эллиот, в костюме из светлого льняного полотна и панаме, возвышался над хрупкими индусами и спокойно, но твердо отказывался от помощи вездесущих кули, обходил продавцов, предлагавших груды необычной пищи, и не обращал ни малейшего внимания даже на самых живописных нищих. Они прошли мимо кип хлопка, дожидающегося погрузки, а потом пробрались сквозь толпу людей, одетых в самые разнообразные костюмы. Здесь были бронзовокожие сипаи в оливково-зеленых и алых цветах британской армии и смуглые бородатые мужчины в конических тюрбанах и свободных турецких шароварах; евреи в волочащихся по земле одеяниях, мем-сахиб в белом с кружевными зонтиками и китайцы в коротких широких штанах, с длинными усами и завязанными в хвост волосами. Сара вспомнила, как она себя чувствовала, когда они с Эллен в первый раз попали в Лондон.

Покидая привычную палубу «Рани», Сара с благодарностью согласилась на предложение мистера Эллиота сопровождать ее до бунгало, где можно было остановиться, а потом до поезда, уходящего в Бенарес.

— Тут весь вопрос в том, чтобы создать видимость цели, даже если ее у тебя нет, — заметил мистер Эллиот, помогая Саре забраться в яркий паланкин, который несли четверо жилистых юношей.

Сара пришла в смятение при виде такого средства передвижения, о чем и сообщила своему спутнику. Джонатан Эллиот кивнул:

— Но вы должны помнить, что для них это способ заработать на жизнь, и хотя носильщики выглядят хрупкими, они сильны, как быки, и способны с легкостью нести вдвое больший вес.

Бунгало находилось поблизости от центрального железнодорожного вокзала, откуда они через два дня должны были отправиться в священный город. Сара закрыла шелковые занавески паланкина, чтобы не видеть группу толкающихся молодых, обнаженных по пояс людей, кричащих:

— Я слуга господина! Я добуду для господина все, что он пожелает!

Когда Сара посмотрела на спутника, то заметила, что он поглядывает на нее с некоторой тревогой. Это вызвало у нее прилив раздражения.

— Первое время впечатления ошеломляющие, — с сочувствием сказал Эллиот.

В ответ Сара расправила плечи и выглянула из-за занавески наружу, полная решимости не выказывать растерянности. Их понесли по эспланаде, и Сара успела заметить блистающие воды залива и несколько групп британцев в лодках, которые смотрели на окружающий мир так, словно они в воскресный день находились на Серпантине[37].

С другой стороны Сара увидела нечто напоминающее лошадиную ярмарку, поскольку на площади находилось множество стреноженных маленьких арабских скакунов и английских каретных лошадей. Они миновали несколько величественных колесниц и многочисленных оборванных нищих, повсюду глазам Сары представала смесь роскоши и бедности, восточной и классической архитектуры; колонисты в строгой одноцветной одежде смешивались с местными жителями в ярких, необычных одеяниях.

Комната Сары в бунгало оказалась вполне приличной, хотя и немного пустой. Окно закрывала ширма из ароматной травы, которая называлась кус-кус. Ширму поливали водой, чтобы охладить воздух. Сквозь ширму она слышала шум города и ощущала его ароматы. Ряд гранатовых деревьев и тубероз отделял веранду от пыльной дороги. От тубероз, напоминавших лилии, исходил сильный аромат. В воздухе плыли запах пыли и горелого масла, карри и переспелых фруктов, а кроме того, до Сары все время доносились крики — свой товар расхваливали продавцы чая, торговцы с кувшинами на головах, шумели дети, окружающие британских офицеров, монотонно читали молитвы жрецы-парсы[38], одетые в белое. Шум, произведший на Сару самое большое впечатление среди грохота и лязга этого промышленно развитого города, — голоса магометан, с завыванием читающих молитвы.

Вечером Сара устроилась почитать Эмму Робертс[39], которая совершила путешествие в Индию сорок лет назад и стала редактором «Ориентал обсервер». А устав от описаний мечетей и куполов, сияющих на солнце, виновато взглянула на пустые страницы новой записной книжки. Однако открыла не ее, а замочек шкатулки, в которой лежало ее самое главное богатство.

Вкусив сладость одиночества и сладость успокоения, освобождается от страха и от греха тот, кто вкушает сладость блаженства дхаммы.

Будда. Дхаммапада.

Перевод В. Н. Топорова

Последняя часть путешествия в Бенарес позволила Саре еще раз все обдумать. Дни проходили медленно, пока поезд из Бомбея пересекал Северную Индию, и взгляд Сары часто обращался к бегущему за окном пейзажу. Водяные животные с длинными рогами в мангровых болотах; женщины в ярких сари, идущие по светло-желтым пшеничным полям. Иногда она обращалась к книге Эммы Робертс или прочитывала небольшие куски из писем Лили, стараясь растянуть их на возможно более долгое время. По мере того как Сара приближалась к Бенаресу, откуда так и не возвратилась Лили, ощущение одиночества усиливалось. Сара рассчитывала, что она может узнать обстоятельства смерти миссис Коречной, ведь все официальные документы были отосланы родителям Лили, доктору и миссис Холл, которых Сара никогда не встречала. Марта сказала, что мать Лили несколько раз навещала ее после смерти дочери, но так и не признала существования особых отношений между Лили и ее экономкой. Быть может, то, что Лили наделила Марту правом распоряжаться своим имуществом, вызвало недовольство ее матери или нежелание Лили возвращаться в родительский дом после смерти мужа стало последней каплей, переполнившей чашу терпения ее родителей.