Осколки ледяной души - Галина Владимировна Романова

— То есть?!

— О чем мы вчера говорили вечером? — напомнила ему Шурочка.

— Не помню, — покаялся Кирилл и снова испуганно вздрогнул. — Черт, Нюся просто с катушек спрыгнула. Звонит через каждые три секунды! Черт бы все побрал на свете! Так по какому следу ты идешь, Шура? Чей след?

— Раскольникова, Кирюша! — обронила Шитина, расхохоталась и тут же отключилась.

Вот что за черт, а! Мало того, что ее нет на рабочем месте. Мало того, что никто не звенит за перегородкой чашками, не готовит привычный кофе, не несет ему на серебристом сверкающем подносе пирожные, печенье и конфеты. Так она еще и загадками вздумала говорить!

Чертова баба! Чертовы бабы, что навязались на бедную, больную с похмелья голову!

Мобильник снова дернулся и пополз по столу, припадочно подпрыгивая. Кирилл схватил его двумя руками и со злостью уставился на экран.

Снова она! Ну что ей от него нужно?! Что? Снова сюрприз ему уготовила?! Пошла к черту со всеми сюрпризами сразу! Увидеться хочет?! Соскучилась?! Пускай так же быстро и без оглядки идет к черту! Нет, он не вынесет! Точно не вынесет ни сегодняшнего дня, ни завтрашнего, ни всей последующей жизни с этой дрянной надоедливой бабой!..

— Чего тебе, Нюсенька?! — проскрипел зубами Кирилл, еле совладав с собой, чтобы не заорать на нее в полный голос, как полчаса назад орал на него отец. — Соскучилась, дорогая моя?!

— Да… То есть нет… — промямлила его нареченная таким же бесцветным, как и вся ее внешность, голосом.

— Чего тогда звонишь мне, дорогая, каждые три секунды?! А?! Если не соскучилась?! Я же работаю, дорогая! — Ему все же пришлось сделать паузу и набрать полную грудь воздуха, а потом вытолкнуть его из себя с силой, согнавшей с его стола два подписанных им заявления на аванс. — Понимаешь, я работаю! Это подразумевает дефицит свободного времени! Де-фи-цит! И это значит, что…

— Мы не можем с тобой пожениться, Кирюша, — тихо, но внятно мяукнула Нюся, всхлипнула, а потом зашикала на кого-то.

— Что? Что ты сказала?!

Его спина молниеносно покрылась липким потом. В голове что-то натянулось и со звоном лопнуло.

Если бы в этот момент в офис вошли строем его бабушка, дедушка, тетка, двоюродный брат по линии матери и еще парочка давно умерших родственников, Кирилл удивился бы гораздо меньше. Мало ли что может случиться на перекрестке параллельных миров. Где-то что-то замкнуло, шарахнуло, заискрило и пересеклось, такое случается. Но чтобы вот так…

Чтобы господь услышал его мольбы, услышал, понял и помог?! Нет, так не бывает. Это какой-то подвох. Это что-то не то…

— Что ты только что сказала, дорогая?! — с наметившейся торжественностью в вибрирующем от радости голосе переспросил Кирилл. — Повтори!

Было видно, что отказ от него ей дорого стоил. Она всхлипывала беспрестанно, гнала кого-то от себя и молчала. Молчала непозволительно, неприлично долго, блин…

Так долго, что, не выдержав, он все же рявкнул:

— Повтори, твою мать, что ты пролопотала только что!

— Мы не можем с тобой пожениться, Кирюша. — На последнем слоге любимого имени Нюся заревела в полный голос и понесла такое, что у него вполне ощутимо, а не понарошку зашевелились на голове волосы.

— Этого не может быть, — обронил он тихо, все еще не решаясь верить в чудо, и тут же подумал, что может, может, может и должно. — Нам нужно с тобой встретиться, чтобы все обсудить, Аня.

Она зарыдала пуще прежнего. Зарыдала, мгновенно осознав, что этой вот Аней он только что отсек все ее возможные надежды на прощение.

Прощения не будет! Никогда и ни при каких обстоятельствах. Он никогда не простит ей того, что она сделала. Никогда!

— Ки-ирю-ууша-а… — уже не рыдала, а выла она, булькала водой, кто-то сердобольный поил ее там, сморкалась и снова выла. — Прости-ии! Прости-ии ме-ня-аа!

Он отвел руку с трубкой от уха и посмотрел на нее с брезгливостью. Хотя брезгливость была деланой, не всамделишной. На самом деле душа его ликовала и клокотала просто от ощущения полного безграничного счастья.

Свершилось? Свершилось! Охо-охо-охо, свершилось!

Один, совсем один? Один, совсем один?! Один, совсем один!

Ох и Шурка! Ох и знаток человеческих душ! Как же это она так может просчитать все заранее, а?! Нет, говорит, и не может не быть у этой женщины своего скелета в шкафу. У всех, говорит, он есть. И Нюся не исключение.

Как в воду!.. Как в воду, твою мать, глядела! И выглядела же, выглядела! И теперь… Ох, черт, как же здорово-то теперь!

— Нам нужно встретиться, Анна, — строго проговорил Кирилл, поняв, что последнее слово сказать все же требуется.

И сказано оно должно быть именно им и именно в присутствии ее и его родителей. Он бы, дай ему волю, и Шурочку бы еще пригласил. Умница же что за девочка.

Кстати, а какого это Раскольникова она собралась преследовать? Какой, к чертям, Раскольников, когда на него такое счастье свалилось вдруг?! Дел-то осталось: разделить подарки и сделать всем ручкой.

При чем тут Раскольников, какой Раскольников?..

— Сегодня вечером приезжай к моим родителям, Анна, — потребовал Кирилл, совсем позабыв на радостях, что собирался ехать на дачу и допрашивать соседей. Ехать-то все равно придется, нападение на Таню никто не отменял. — И не забудь прихватить своих маму с папой. Все, до вечера.., дорогая.

Он насилу от нее оторвался.

Нет, ну почему же она тогда так ему не понравилась, а?! Или понравилась? Понравилась, наверное, только он не понял этого тогда? Или, наоборот, понял слишком быстро, но выпендривался, сопротивлялся, потому что струсил?

Струсил, получается.

Испугался себя, ее и того огромного и сложного, что могли повлечь за собой их лишенные простоты отношения. С такой женщиной, как Таня, не могло быть просто. Это он всегда понимал, потому и бежал от таких, как она, как черт от ладана. И хватал первых встречных, особо сговорчивых. Легко любил, легко расставался, легко забывал.

С ней не так, с ней сложно. Сложно притворяться, сложно врать, сложно обидеть. Тут же начинала болеть душа и ныть то место, где колотится сердце. Никогда бы не подумал, что от собственного скотства может вдруг так сильно разболеться сердце. Дела…

Он не сумел уйти, хотя и ботинки уже надел, и куртку. Начал открывать замок, а потом решил поцеловать ее перед уходом.

Поцеловал, что называется! Полтора часа целовал и все никак не мог остановиться.

— Санечка! — фыркнул он вдруг не к месту, откидываясь на свою подушку и шумно хватая ртом воздух. — Придумаешь же! Ты небось придумала его так называть?

Вот дался он ему, а! Самое время и место было вспоминать о ее бывшем муже. И при этом язвить и о чем-то таком глупом спрашивать.