Прыжок - Симона Лапперт

и тянулась к нему на цыпочках, он же едва склонялся к ней. Она закрывала глаза, он же безучастно глядел на воду. Марен достала из сумки телефон и набрала Яриса. Автоответчик. Конечно, как же иначе. Часы на экране показывали полдвенадцатого. Она открыла список последних вызовов и выбрала номер Ханнеса. Автоответчик. Сволочь. Она открыла браузер и поискала новости о женщине на крыше. «Новая стратегия, — гласил заголовок на сайте „Вестника Тальбаха“. — Голод и жажда снимут с крыши метательницу черепицы». Новость была двадцати семиминутной давности. Значит, ничего не закончилось и женщина не сдалась. И если бы Ханнес лежал сейчас дома в постели, он бы несомненно слышал ее шаги сверху, а еще звон черепицы и вой сирены. И он бы позвонил Марен, рассказал бы, что происходит. Было ясно, что Ханнеса нет дома. Было также ясно, что Ярис не на репетиции. Она прокрутила список новостных заголовков. «Сумасшедшая на крыше», — писал RTL. «Обезумевшая метательница черепицы держит в страхе всю округу», — сообщала Bild. Марен убрала телефон обратно в сумку. Она это так не оставит. «Питон, — думала она. — Тигр. Орел. Крокодил».

Она довольно быстро отыскала гостиницу Яриса. В вестибюле вкусно пахло кофе и мятой. Администратор приветливо кивнула, но Марен прошла мимо нее прямиком к лифтам. «324» значилось на брелоке ключа, следовательно, Ярис на третьем этаже. Когда она вызвала лифт, в кармане загудел телефон — на экране высветилось сообщение от Яриса: «Должен срочно лечь спать, прости. Позавтракаем в моей гостинице?» Марен смахнула уведомление. Перед зеркалом в лифте она пригладила волосы, похлопала себя по щекам для румянца и поправила бюстгальтер. Во внутреннем кармане сумки нащупала жвачку, которую пожевала несколько секунд и завернула в завалявшийся чек, когда лифт остановился. Идя по коридору, она с облегчением заметила, что двери в номерах довольно старомодные, с простыми нажимными ручками. Если повезет, она без труда войдет в номер. Хотя коридор был устлан красным ковром, она шла на цыпочках, ее сердце колотилось, а живот тянуло от волнения и злости. Она осторожно приложила ухо к двери под номером 324. Тихо. Хотя нет, вот послышались шаги, звук льющейся в бокал жидкости, лязг креплений занавесок по карнизу, шорох одеяла. Руки Марен тряслись, когда она тянулась к дверной ручке. Перед глазами промелькнула женщина на крыше, ее напряженные мышцы, уверенность, с которой она стояла на вершине и, не стесняясь, выражала недовольство. Если может она, может и Марен. Она распахнула дверь и вошла. В номере стоял полумрак, горела одна прикроватная лампа. Глаза Марен пару секунд привыкали к темноте, затем она увидела Яриса в джинсах, но без рубашки, сидящего на краю кровати с бокалом вина в руке.

— Так и знала, что найду тебя здесь, — сказала она.

Она неторопливо подошла к кровати, по пути кинув сумку на кресло возле двери в ванную. Взялась за край своего топа, стянула его через голову и бросила на пол. «Кобра, — подумала она. — Пантера». Марен остановилась на расстоянии вытянутой руки от Яриса.

— Ты же хотел сосчитать мои веснушки, — томным голосом произнесла она. — Они все в твоем распоряжении.

Ярис не шелохнулся.

— Ты не получила мое сообщение?

— Рано ложатся спать только зануды, — улыбнулась Марен. — Твои слова.

Ярис немного отодвинулся. Он боялся ее. Вся та горделивая дерзость в его взгляде куда-то исчезла. Красивые руки путешественника по миру нервно сжимали край матраса и бокал. Марен взяла у него из рук вино и выпила залпом, после чего аккуратно поставила бокал на прикроватную тумбу.

— Тебе лучше уйти, прошу тебя, — прошептал Ярис.

Марен давно поняла, что происходит. Она сразу услышала, как журчит вода в ванной, дребезжат стенки душевой кабины, смыв унитаза.

— Разве ты забыл? Ты хотел уткнуться в мою грудь, жадно втянуть носом мой запах, как кокаин со стеклянной столешницы. Забыл, как шептал мне это на ушко? — Марен склонилась над ним. — Сегодня твой счастливый день, — сказала она, схватила его за волосы на затылке и с силой прижала лицом к своему декольте.

Ярис уперся обеими руками ей в живот.

— Что ты делаешь, прекрати, — пыхтел он. — Отпусти меня. — Он отталкивал ее, пытался встать, но безрезультатно.

— Ты меня за дурочку держишь? — прошептала она ему на ухо. — За жалкую дурочку? — Она сильнее вжала его голову, слов Яриса было уже не разобрать, она чувствовала его дыхание в ложбинке между грудей.

— Chéri!

Наконец-то. Марен повернула голову, не отпуская Яриса. В дверях ванной застыла молоденькая девушка — не больше двадцати пяти лет, — завернутая в маленькое полотенце, едва прикрывающее грудь и лобок. С ошарашенным взглядом она стояла столбом, сомкнув худенькие ножки, будто все негодование осколками рассыпалось у ее ног.

— Шери уже готов, — сказала Марен, оттянула его за волосы на затылке, зажала ладонями его лицо и вцепилась в губы горьким, едким поцелуем. После того, как она его отпустила, Ярис не мог отдышаться.

— Никогда больше не появляйся у меня, — сказала она. — Никогда. — И поправила бюстгальтер.

Ни Ярис, ни девушка не произнесли ни слова, пока Марен поднимала с пола топ и забирала с кресла сумку. В номере стояла звенящая тишина. Было слышно лишь, как с волос девушки на паркет капала вода. И неспешные уходящие шаги Марен, звук застегивающейся молнии на сумке.

*

Во время падения ее тело становится все меньше и меньше, сжимается потоками воздуха, сдавленное до стука в груди; она размером с сердце, с кулак, летит вниз мимо окон молча, не издавая ни звука.

*

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Феликс

Небо над крышами светлело. Деревья и дома вновь обретали цвет, первые стрижи врывались в новый день. В лицо дул сильный ветер, Феликс чувствовал сухость в глазах. Он сидел на верхней ступеньке стремянки, облокотившись на крышу. Мануэла Кюне держалась правой рукой за дымовую трубу. Терраса кафе Розвиты пустовала, навес убран, окна зашторены. Он любил тот час, когда ночь постепенно выцветала. Это время суток практически свободно от неприятностей — меньше всего преступлений совершалось в пять утра. Большинство людей еще спали, пропуская эту световую смену. Это умиротворенное спокойствие действовало на Феликса благотворно. Последняя сирена отзвучала две минуты назад, а до следующей было целых двадцать минут. В голове еще крутились образы вчерашнего дня: цветастое одеяло в гостевой комнате Розвиты, пыльный чердак, цепочка Игги с динозавром, его мертвое тело на обомшелом каменном крыльце Ежевичного дома, пренебрежительный взгляд Блазера. С тех пор прошло больше пятнадцати часов, и все же Феликсу казалось, что новый день