Стечение обстоятельств - Алина Аркади

‒ Пусти. Я не хочу с тобой танцевать. И касаться не хочу.

‒ Будешь дёргаться, привлечёшь к нашей паре ненужное внимание. Веди себя прилично, Котёнок.

‒ Оу, с каких пор Глеб Романович стал заботиться о том, что подумают окружающие?

‒ С данной секунды. Не будем устраивать разборки на глазах у изумлённой публики.

‒ Плевать. Пусти. ‒ Сжимаю ещё крепче ‒ до боли, до отметин, которые останутся от моих пальцев. ‒ Мне больно, Глеб.

‒ Сама напросилась. Не дёргайся. Или, ты всё же хотела, чтобы сейчас тебя лапал Евдокимов? ‒ Вскидывает взгляд. Скорее обречённый, чем злой. ‒ А ты у нас тоже не святая, да? Как оказалось, и жених у тебя имеется. Забыла сказать раньше?

‒ Всё честно, ‒ выплёвывает, ‒ у тебя невесты, у меня жених. Будем считать, что предыдущие две недели были, своего рода, развлечением перед началом семейной жизни. Кажется, мы удовлетворили друг друга. Не так ли?

‒ Так ты развлекалась? А может, училась?

‒ Именно! ‒ вспыхивает Арина, искривляя губы в надменной усмешке. ‒ И с удовольствием применю полученные знания на практике. Не с тобой.

‒ Ну да, сосёшь ты теперь отменно. Смотри, членом жениха не подавись.

‒ Буду дышать носом. Так ты советовал?

Как же она меня бесит. Задыхаюсь ‒ от бешенства, от возбуждения, от злости, от тревоги. Может вытворить всё, что угодно. Обиженная женщина способна на всё. И даже больше. Такого наворотит, что двумя семьями не разрулим. Её показная скромность и покладистость лишь ширма, за которой скрывается чёртова фурия.

‒ Так.

‒ Вот видишь ‒ я хорошая ученица. Всё помню. Мой муж будет доволен.

‒ А моя жена? Как думаешь, Котёнок, останется довольна? ‒ Включаюсь в игру, провоцируя мелкую.

‒ Если ей нравится грубость и грязные словечки ‒ да. Советую выбрать Альбину, у неё опыта побольше твоего будет. Многому научишься, ‒ фыркает и делает повторную попытку отстраниться.

Что за гонор? Котёнок играет на моих нервах, как на струнном инструменте. Профессионально, точно, знает, куда надавить. У меня от злости пар из ушей валит, и кровь несётся по венам, подобно раскалённой лаве.

‒ Я выбирать не намерен.

‒ Ах да, совсем забыла, ты же у нас предпочитаешь разнообразие ‒ сегодня одна, завтра другая. Жаль, в нашей стране запрещено многожёнство, иначе заимел бы гарем.

‒ А представь, ‒ шепчу ей на ухо, ‒ ты была бы одной из моих жён.

‒ Если бы я была твоей женой, подсыпала бы яд в твой чай.

‒ Если бы я был твоим мужем, я бы этот чай выпил.

Хрупкое тело дрожит под моей ладонью, а пальцы сгребают в захвате ткань пиджака. Арина сопит, уткнувшись носом в мою грудь. Молчит, но лучше бы кидалась язвительными комментариями. Молчание ‒ хуже для меня.

‒ Пусти меня… пожалуйста, ‒ скулит.

‒ Музыка не закончилась.

‒ Это инструментальная композиция. Длится больше десяти минут. Я хочу на воздух, подальше от тебя.

‒ Или поближе к жениху?

‒ Именно так. С ним мне спокойнее. Рядом с родным человеком всегда хорошо. Он испытывает ко мне самые трепетные и нежные чувства, на которые ты неспособен.

Лжёт. Этот мудак вызывает в ней исключительно неприязнь.

‒ А ты? Ты, Котёнок, чувствуешь к нему то же самое?

‒ Да, ‒ уверенно заявляет.

‒ Нет. Ты же влюбилась в меня, да, Котёнок? ‒ шепчу в её волосы, одновременно втягивая носом одурманивающий аромат. ‒ Тёрлась, как голодная кошка, ластилась у ног, выпрашивая ласку. Эта нежность во взгляде, твои стоны и жадные объятия, в которые ты меня укутывала каждый день, завтраки и ужины, откровенная болтовня. Доверчиво заглядывала в рот в ожидании важных слов. Нужных тебе. Каких? Любви?

‒ Ты не умеешь любить. Неспособен на что-то большее, чем физическое удовлетворение. Ты холодный, словно айсберг. А мне недостаточно просто секса. Я хочу тепла. Чувствовать себя нужной, любимой, самой важной… Ты не можешь измениться, и остаётся найти того, кто сможет мне всё это дать.

Её слова больно бьют по дых. Дыхание сбивается, в груди печёт, сжимаю девичье тело до хруста и слышу громкое шипение Арины. Не могу разжать пальцы, не хочу отпускать.

‒ Сама сказала, что твой брак ‒ это всего лишь выгодная сделка для ваших отцов. К тому же, твой жених неприкрыто пускает слюни на сводную сестру. Нужно быть идиотом, чтобы этого не заметить.

‒ Если Олег хотя бы будет делать вид, что я ему небезразлична, вполне могу себя убедить в искренности его чувств.

‒ Это ложь.

‒ Ложь ‒ это всё, что я чувствую к тебе.

‒ Всё-таки чувствуешь? ‒ усмехаюсь, приближаясь к пухлым губам. Стереть бы эту мерзкую красную помаду, которая не идёт Котёнку.

‒ Да, ‒ выдыхает в губы, ‒ неприязнь и отвращение.

‒ В тот самый момент, когда твои ножки были у меня на плечах, а член глубоко в тебе, я слышал оглушающие стоны удовольствия. Ты дико кончала и шептала «я твоя», а ещё…

‒ Да пошёл ты!

Толкает в грудь маленькими ладошками и вырывается, тут же удаляясь. Делаю попытку ухватить Арину за запястье, но лишь безрезультатно рассекаю воздух, и моя добыча ускользает. Привлекаю внимание присутствующих, становлюсь центром притяжения вопросительных взглядов. Но неожиданно всё внимание гостей переключается в ином направлении, а, растолкав толпу, наблюдаю, как Евдокимов опускается перед Ариной на одно колено и подносит на ладони коробочку с кольцом.

‒ Ариночка, за десять минут до нового года, я хочу задать тебе очень важный вопрос. Между нами некоторое время назад возникло… недопонимание, но чувства прошли проверку временем, и теперь я могу с уверенностью спросить: ты станешь моей женой?

От приторности и лживости слов козла, меня сейчас вывернет. Это настолько тошнотворно, что, кажется, половина гостей в унисон со мной фыркает, не поверив в представление, которое всем скармливают.

Арина прикусывает губу и заламывает пальцы. Напряжена и скованна. Дрожит. Бродит взглядом по присутствующим, словно кого-то ищет. И находит. Меня. Несколько секунд. Глаза, в которых бесконечным потоком проносится боль, сожаление и растерянность. А ещё страх, который рикошетит в меня. Выбрала. И будь я проклят ‒ не меня.

‒ Я согласна, ‒ отвечает Евдокимову, но смотрит на меня ‒ пронзительно, остро.

Пол под ногами разлетается в щепки. Согласие Арины раскалывает грудную клетку напополам. Всё оказалось глубже, чем просто секс, но признаться в этом я не могу даже самому себе.