Домик номер десять - Наталия Романова

— Если с умом — хватит, — подтвердила Роза. — Есть частный сектор, там совсем экономно можно снять, плюс, если готовить самим, еще можно сэкономить. Цены на продукты не слишком отличаются от питерских, а сыр или мясо дешевле.

- Отлично! — обрадовался Саня и начал записывать координаты Розы.

— Все, мы спешим, всем спасибо, было отлично, — обратился ко всем одновременно Матвей, обнял Розу, всем сказал «до встречи» и двинулся к выходу, обнимая Розу за плечи.

Улица встретила неизменным моросящим дождем, Роза раскрыла зонт и приготовилась идти по питерским лужам, но Матвей повернул в сторону нескольких автомашин, припаркованных во дворе.

— У тебя есть машина? — почему-то Роза удивилась.

— Естественно, — пожал плечами Матвей и открыл дверь Ниссана Экстрейл еще в старом кузове. — Это Мишкин, — кивнул на черную Тайоту Ленд Крузер. — А мне хватает и этого.

— Так хорошая машина, — Роза одобрительно огляделась, подержанный Ниссан был в отличном состоянии. — Расход терпимый, багажник вместительный, салон просторный, клиренс высокий! Что еще надо-то?

— А понты? — засмеялся Матвей.

— Ой, зачем они нужны? Понты на черный день не отложишь, кредит ими не отдашь, и вообще — глупо это.

— Твоя правда, — рассмеялся старший тренер и руководитель. — Славная ты у меня, все-таки.

— А куда мы? — спохватилась Роза.

Они проехали дом, в котором жили Розенберги, квартира Розы тоже осталась позади, как и оставался за спиной центр города, уютные линии Васильевского острова, Пироговская набережная, Ушаковский мост.

— К нам на дачу, — спокойно ответил Матвей, как ни в чем не бывало, продолжил. — Там вся семья собралась. Миша с Софой и мелкими подтянутся сейчас. Они якобы в тайне отправились в Макдональдс, типа я не узнаю, — громко засмеялся.

— Вся семья? — Роза вдавилась в кресло. Это не входило в ее планы. Она не готова, сейчас — не готова! Совсем!

О таких вещах предупреждают, вообще-то! Роза бы приготовилась, не знала точно как, но не нахрапом же везти ее знакомиться с семьей! Всей семьей! Да и зачем?

— Яблоки любишь? А мед? — Матвей подмигнул Розе и снова обратил взгляд на дорогу.

— Что? — Роза опешила от вопроса. Яблоки она любила, мед тоже, какое это имеет отношение к незапланированному визиту к семье Розенбергов М.?

— Рош ха-Шана сегодня.

— Чего? — Роза поняла, что это связано с тем, что Матвей и Миша — Розенберги. Какой-то национальный праздник или обычай, или ритуал. В любом случае, дело личное, и Розе там не место.

— Еврейский новый год, — пояснил Матвей и покосился на вконец ошалевшую Розу. Она вцепилась в подлокотник двери и начинала потихонечку впадать в панику.

Воображение подкидывало картинки одну краше другой. Были там и ритуальные жертвоприношения, и недовольная еврейская свекровь из одесских анекдотов, и пейсы у главы семейства. Даже у Матвея были пейсы!

— А-ха-ха! — Матвей покатывался от смеха. — Видела бы ты себя, лягушонок. Это просто Рош ха-Шана, новый год, как европейский, только без елки. Хороший повод собраться всей семье. Вот и все.

— Ладно, — кивнула. — А я же без подарков!

— Лягушонок, перестань паниковать. Обещаю, если не понравится, мы сразу уедем. Ты мне веришь?

— Верю.

Пришлось признать, что Роза верит Матвею. Да и испуг смешон даже для нее самой. Новый год в сентябре — это как минимум необычно и интересно. Семья Матвея и Михаила Розенбергов не может быть страшной. В конце концов, Роза — взрослая, самостоятельная и самодостаточная женщина. Нет причин паниковать и пугаться.

Она, Розалия Иванова, в двадцать два года начала свой бизнес, с трудом представляя, куда она ввязывается, и спустя шесть лет их база не только разрослась, но уже вот-вот начнет приносить уверенный и постоянный доход. И это дело рук и головы Розы. Ведь ей даже помочь было некому! И она смогла, справилась, выдюжила! Неужели она испугается Рош ха-Шана, чтобы это не значило?!

Страх Розы смешон! Абсурден! Не съедят же там Розу. Впрочем, Матвей может ее слопать на ужин, она, пожалуй, даже сопротивляться не станет, даже подмах… повернется наиболее удобным бочком.

Почти без пробок добрались в небольшой поселок среди сосен и песчаной земли. Деревья утопали в золоте и багряном цвету. Двухэтажный дом выглядывал между деревьев, выходя окнами на ухоженный газон, три клумбы с осенними цветами и большую, выкрашенную в белый цвет, деревянную беседку. Пахло осенью, Финским заливом, соснами и немного грибами.

Роза с удовольствием втянула прохладный аромат. Воздух здесь совсем другой, как и запахи, и деревья, и даже дома. Участки в этом месте, со щитовыми домами, давали в далекое советское время творческой и трудовой интеллигенции. С тех пор, видно, дом утеплили, достроили резную веранду и такие же балконы на втором этаже, обшили стены сайдингом. При этом остался дух эпохи, которую не застала Роза, да и слышала о ней только от посторонних людей.

Роза почему-то почувствовала себя спокойно. Иррациональное чувство, а может быть рука Матвея, обнимающая Розу и тихонечко подталкивающая в сторону дома, вселяла в Розу стойкую уверенность. На крыльце Матвей остановился, улыбнулся полудетской улыбкой и распахнул перед Розой дверь.

В доме царил почти идеальный порядок и особенный, теплый уют, создаваемый не одним поколением людей, за которым ревностно следят обитатели дома и особенно его хозяйка. Запахи еды разносились по всему дому, как и звуки классической музыки. Матвей заглядывал поочередно в каждую комнату, пока они не дошли до столовой на первом этаже, с окнами на тот самый газон с клумбами.

Роза опешила, когда увидела большой круглый стол, накрытый белоснежной скатертью, в центре помещения, стулья с подлокотниками, сервировку обеденным сервизом Ломоносовского императорского фарфорового завода. Легендарный рисунок «кобальтовая сетка», чертовски дорогой, по меркам Розы. Этот сервиз мог быть куплен год назад, а мог в середине двадцатого века, и был бы точно таким же на вид. «Кобальтовая сетка» оставалась практически неизменной с тех пор, как Анна Яцкевич создала этот узор.

Семейные фотографии на стенах, в стилизованных или действительно старинных рамах, мебель, насколько Роза понимала, антикварная, отреставрированная, даже диван выдержан в духе начала двадцатого века, с круглыми подлокотниками. На диване читал газету мужчина. Сидел нога на ногу, небрежно покачивая ею в кожаном тапке, и читал газету. Газету! В двадцать первом веке!

Когда Матвей кашлянул, тот поднял глаза и тут же встал, смотря поочередно на Розу и Матвея. Мужчина был полностью седой, суховатый, при этом высокий, все еще широкоплечий и прямо держащий спину. Короткого взгляда хватило на то, чтобы мужчина не нуждался в представлении, Матвей и Михаил Розенберги были похожи на своего отца.