Интервью с вампиром - Энн Райс

Нас окружала пустынная местность, мрачная, как любойсельский ландшафт. Неясные очертания замков и развалин рождали во мненезнакомую тревогу, да и местное население не внушало доверия. В маленькихдеревушках нам негде было укрыться от их глаз; и мы понимали, что этоочень опасно.

В Новом Орлеане не было нужды скрывать следы убийств: нашижертвы терялись в гибельном море чумы, лихорадки и преступности. Но сейчас намприходилось покрывать большие расстояния, чтобы оставаться незамеченными.Здешний простой люд, которому оживленные улицы Нового Орлеана, наверное,показались бы сущим адом, свято верил, что мертвые ходят по земле и пьют кровьживых. Они знали наши имена: вампир, дьявол. Мы были в курсе всех местныхслухов и не хотели сами их порождать.

Мы переезжали из селения в селение, поспешно, всегда безпопутчиков, стараясь не привлекать внимания людей. На постоялых дворах я сиделу камина, Клодия у меня на руках притворялась спящей. Я прислушивался кразговорам местных крестьян и приезжих – вдруг кто-то заговорит по-немецки илипо-французски и речь зайдет про вампиров; но мне удавалось услышать тольконеясные слухи или старые легенды – и ничего определенного.

И наконец мы добрались до той деревни, до поворотной точкинашего путешествия. Свежий воздух, ночная прохлада – все это стерлось из моейпамяти. Даже сейчас я вспоминаю те места с невольным содроганием.

Предыдущую ночь мы провели на уединенной ферме и ничего неуспели узнать. Но эта деревня сразу нас насторожила. Мы приехали не слишкомпоздно, но на улице не было ни души. Все ставни были захлопнуты, мертвый фонарькачался на ветру у входа на постоялый двор. Неубранный мусор на крыльце, сухиецветы в витрине запертого магазина, пустой бочонок перекатывался по темномудвору гостиницы – казалось, здесь свирепствует чума.

Я помог Клодии выйти из экипажа и вдруг заметил под дверьюгостиницы тусклую полоску света.

«Скорее набрось капюшон, – прошептала Клодия. –Сюда идут». Кто-то внутри отодвигал щеколду.

Вначале я увидел только свет и очертания женской фигуры вдверном проеме; потом женщина шагнула вперед, и фонарь нашего экипажа осветилее лицо.

«Нам нужна комната на ночь, – сказал япо-немецки. – И стойло для лошадей. Они выбились из сил».

«Ночь – неподходящее время для путешествий, – сказалаона странным, безжизненным голосом. – Особенно с ребенком».

За ее спиной я разглядел комнату: там, у огня, тихопереговаривались люди. В основном крестьяне; только один мужчина был одетпримерно как я: сшитый на заказ костюм, плащ; но его одежда помялась изапылилась. Огонь очага освещал его рыжие волосы. Это был иностранец, как и мы,и только он один не встретил нас настороженным взглядом. Его головапокачивалась, как у пьяного.

«Моя дочь устала, – сказал я женщине. – Нам негдебольше остановиться…» И вдруг услышал тихий шепот Клодии:

«Луи, посмотри… там, над дверью… чеснок и распятие!»

Такого я никогда не видел: маленькая бронзовая фигура Христана деревянном кресте, свежие и высохшие гирлянды чеснока обвивали распятие.Женщина проследила за моим взглядом, потом пристально посмотрела на меня. Яувидел, как она измучена: темные волосы не прибраны, глаза покраснели, дрожащаярука теребит платок на груди. Я шагнул на порог, она, помедлив, распахнула дверь;я прошел мимо нее, она что-то прошептала, и я догадался, что это молитва,хотя не понимал славянских слов.

В маленькой, тускло освещенной комнате были люди, многолюдей, мужчины и женщины; они сидели на скамьях вдоль грубых дощатых стен, идаже на полу. Казалось, здесь собралась вся деревня. Младенец спал на руках уматери, другой ребенок, постарше, устроился на ступеньках лестницы, подложивпод голову руки. И всюду чеснок, на гвоздях и крючках по стенам, в горшках,мисках и кувшинах, на столах. Только очаг освещал комнату, изменчивые тениложились на мрачные лица. Люди молча смотрели на нас.

Никто не двинулся, не предложил нам сесть. Наконец хозяйкасказала по-немецки, что я могу отвести лошадей в стойло. Она долго смотрела наменя красными, безумными глазами; потом ее лицо смягчилось. Она сказала, чтопосветит мне с порога фонарем, только надо оставить ребенка здесь ипоторопиться.

Но меня встревожил странный запах; я различил егосквозь чад очага и винный дух. Это был запах смерти.

Рука Клодии дрогнула у меня на груди, маленький палец указална дверь возле лестницы. Запах доносился оттуда.

Я отвел лошадей. Женщина принесла мне стакан вина и миску ссупом. Я присел, Клодия устроилась у меня на коленях. Она отвернулась от огня ине сводила глаз с таинственной двери. Все по-прежнему смотрели на нас. Все,кроме иностранца. Я рассмотрел его получше. С первого взгляда он показался мнегораздо старше. Но я ошибся: он был просто очень измучен. Худое приятное лицо,светлая веснушчатая кожа. Почти мальчик. Большие голубые глаза смотрели наогонь, брови и ресницы золотились от света, взгляд был открытый и детский. Ночто-то мучило его, не давало покоя. И он был сильно пьян. Вдруг он повернулсяко мне лицом, и я увидел, что он плачет.

«Вы говорите по-английски?» – прозвучал в тишине его голос.

«Да», – ответил я.

Он победным взглядом обвел каменные лица.

«Вы говорите по-английски! – воскликнул он, его губыскривились в горькой усмешке. Он поднял глаза к потолку, потом снова повернулсяко мне: – Бегите из этой страны! Запрягайте коней, загоните их насмерть, толькобегите отсюда!»

Его плечи болезненно затряслись, он прижал ладонь ко рту.Хозяйка холодно сказала по-немецки:

«Вы сможете уехать завтра утром».

Она стояла у стены, сложив руки на грязном фартуке.

«Что случилось?» – спросил я у нее шепотом.

Потом посмотрел на молодого человека, но он ответил мнестеклянным взглядом. Все молчали. В камине тяжело ухнуло полено.

«Расскажите мне, что случилось», – попросил я англичанина.

Он поднялся. На минуту мне показалось, что он упадет, но онтолько качнулся, оперся о край стола и наклонился ко мне. Его черный пиджак иманжеты сорочки были забрызганы вином.

«Вы хотите это увидеть?» – он прерывисто вздохнул, заглянулмне в глаза.

«Оставьте ребенка здесь!» – повелительно сказала женщина.

«Она спит», – ответил я, поднялся и последовал замолодым человеком к той двери, что у лестницы.

Люди поспешно отодвинулись от двери, и мы вошли в маленькийзальчик.