Айсберг - Клайв Касслер

— Но почему? — философски спросил старик Сэм. — Зачем было откровенничать перед нами и тем самым подписывать нам смертный приговор?

Келли устало потер глаза и развалился в большом мягком кресле.

— Момент истины. Развязка. — Он печально осматривал лица собравшихся в комнате. Все были бледны от глубокого потрясения и недоверия. — Сейчас одиннадцать. Ровно через сорок два часа десять минут «Хермит лимитед» откроет двери клиентам. Двадцать четыре часа спустя мы уже будем вести дела своего первого клиента, или первого государства, если предпочитаете. Для того чтобы сделать это историческое событие как можно менее заметным, нужно отвлечь внимание общественности. Катастрофой, которая будет на первых полосах газет по всему миру и вызовет озабоченность руководителей государств, тогда как мы практически незаметно будем вести свои дела.

— И отвлекать будем мы, — сказал высокий седовласый мужчина с серьезными глазами.

Келли очень долго смотрел на него, ни слова не говоря, потом просто подтвердил:

— Да.

— Невинные жертвы техногенной катастрофы, и все ради заголовков. Боже, это варварство!

— Да, — подтвердил Келли, — но необходимое. Все вы, каждый по-своему, очень значительные люди для своих стран. Вы представляете промышленность, правительства и науку пяти различных государств. Ваша общую гибель будут рассматривать как мировую трагедию.

— Это какой-то нелепый розыгрыш! — закричал Тамарецов. — Невозможно просто перестрелять два десятка мужчин и их жен, как животных.

— Ваши жены вернутся домой в целости и сохранности, они ничего не знают. И мы не собираемся никого расстреливать. Будем уповать в этом деле на мать-природу — оказав ей небольшую помощь, конечно. В конце концов, расстрел можно расследовать, а несчастный случай вызывает только сожаления.

Рондхейм знаком велел людям в черных комбинезонах приблизиться.

— Пожалуйста, господа, закатайте рукав.

Словно по тому же знаку Кирсти вышла из комнаты и вернулась с небольшим подносом, нагруженным флаконами и шприцами для инъекций. Опустив поднос, она начала заполнять шприцы.

— Будь я проклят, если позволю воткнуть иглу мне в руку! — взорвался один из мужчин в группе Питта. — Расстреляйте меня, и покончим…

Глаза его остекленели, и он упал на пол — один из охранников ударил его прикладом за ухом.

— Довольно споров, — мрачно сказал Рондхейм. Он повернулся к Питту. — Пройдите в соседнюю комнату, майор. С вами я буду иметь дело лично.

И пистолетом, который взял у Кирсти, он махнул в сторону двери.

Рондхейм в сопровождении двух охранников провел Питта по длинному коридору, потом по винтовой лестнице вниз, в другой коридор, потом Питта грубо втолкнули во вторую дверь из тех, что выходили в коридор с обеих сторон. Питт не сопротивлялся, он споткнулся, упал и быстро оглядел комнату.

Помещение было огромное, стены выкрашены белой краской; на полу посередине большой мат, окруженный множеством тренажеров; все это ярко освещалось рядами ламп дневного света. Спортивный зал, оборудованный по высшему классу — такого Питту видеть не приходилось. На стенах не менее пятидесяти плакатов с изображением различных приемов карате. Прекрасное помещение для тренировок.

Рондхейм передал свой небольшой пистолет одному из охранников.

— Я должен ненадолго оставить вас, майор, — сухо сказал он. — Устраивайтесь поудобней, пока я не вернусь. Может, захотите размяться. Предлагаю параллельные брусья.

Он громко рассмеялся и вышел.

Питт остался на полу, разглядывая двух охранников. Один рослый, с ледяным лицом и жестким взглядом — гигант ростом почти шесть футов четыре дюйма. Венчик темных волос на преждевременно полысевшей голове придавал ему сходство с монахом, но эта иллюзия рассеивалась при виде полуавтоматического ружья в огромных волосатых руках. Охранник смотрел на Питта вызывающе, словно упрашивая его попытаться сбежать — эту возможность совершенно невероятной делал второй охранник. Он стоял в двери в коридор, заполняя проем своим телом; плечи лишь на дюйм не доставали до косяков. Если бы не большое круглое лицо и длинные усы, этот человек вполне сошел бы за гориллу. Автомат он небрежно держал в руке, свисавшей почти до колен.

Прошло пять минут — пять минут, в течение которых Питт старательно планировал следующий шаг; охранники не спускали с него глаз. Неожиданно дальняя дверь спортивного зала открылась, и вошел Рондхейм. Он сменил смокинг на белоснежные свободные куртку и брюки каратиста, которые, знал Питт, назывались «ги». Рондхейм остановился с уверенной улыбкой на губах. Потом босиком мягко прошел по полу и ступил на толстый мат лицом к Питту.

— Скажите, майор, вы знакомы с карате или кунфу?

Питт с тревогой посмотрел на черный пояс Рондхейма и искренне пожелал, чтобы бренди смягчило избиение, которое, чувствовал он, ему предстоит. И отрицательно покачал головой.

— Возможно, дзюдо?

— Нет, я отвергаю физическое насилие.

— Жаль. Я надеялся встретить более достойного противника. Но все так, как я и подозревал. — Он лениво поглаживал японские иероглифы, вышитые на поясе. — У меня были сомнения в вашей мужественности, но Кирсти считает, что вы просто притворяетесь. Вскоре увидим.

Питт подавил ненависть и постарался изобразить дрожь страха.

— Оставьте меня, оставьте меня в покое! — Он говорил высоким голосом, почти кричал. — Почему вам непременно нужно сделать мне больно? — Его губы кривились, слова вырывались короткими залпами. — Я солгал вам про взрыв вашего корабля; клянусь, я ничего не видел в тумане. Ну поверьте же!

Охранники переглянулись, но Рондхейм явно испытывал отвращение.

— Хватит! — повелительно крикнул он. — Прекратите болтовню! Я ни на минуту не поверил, что вам хватило мужества уничтожить судно с экипажем.

Питт дико огляделся, во взгляде его был ужас.

— Вам незачем меня убивать! Я никому не скажу. Пожалуйста. Поверьте мне!

Умоляюще вытянув руки, он двинулся к Рондхейму.

— Стоять!

Питт застыл. Его план как будто срабатывал. Можно надеяться, что Рондхейму скоро надоест жертва, которая не защищается, не оказывает никакого сопротивления.

— Майор Военно-воздушных сил США! — Рондхейм поморщился. — Да вы всего лишь бесхребетный гомосексуалист, который использовал влияние отца, — самая отвратительная форма паразита, живущего за счет собственных экскрементов! Скоро вы узнаете, что такое боль от прикосновений рук и ног мужчины. Жаль, жаль! У вас не будет времени даже посмотреть на себя, усвоить болезненный урок самообороны.

Питт стоял, словно парализованный паникой олень, готовый пасть под натиском собак. Он бормотал что-то нечленораздельное. Рондхейм продвинулся на середину мата и принял одну из открытых стоек карате.