Джон Сильвер. Возвращение на остров Сокровищ - Эдвард Чупак

— Бери выше, — посоветовал я ему. — Там ничего важного нет.

Он спустился по лестнице, не отводя дула, потом несколько раз настойчиво им помахал.

Дон Хорхе велел сдать оружие и повел нас в церковь, за алтарь, и вниз по мраморной лестнице. Всяк пират знает, что без свежего воздуха жизнь не жизнь, а в той церкви воздух был самый что ни на есть спертый. Дон Хорхе отворил решетку в наш будущий застенок — склеп. Мы пролезли в отверстие, после чего испанец нас запер и приказал просунуть руки сквозь прутья, чтобы заковать в кандалы.

Ничто так не удерживает человека от опрометчивых действий, как кандалы. Когда он прикован к решетке, не нужны ни констебли, ни адвокаты, ни судьи. А вот если кто желает наставить ближнего на путь истинный, не нужны ни священники, ни псалмопевцы — довольно пары пистолетов.

В том застенке нас гноили долгие дни без пищи, воды и воздуха. Нет худшего места для моряка, чем грязный склеп. Мы продрогли до костей — какое там, даже скелеты покойников стучали от нашей дрожи.

Твой Сильвер коротал время самым сносным образом, учитывая обстоятельства, — думал о «Линде-Марии» и Мэри. Вспоминал слепого Тома и Пила. Один раз ему даже почудился хохот Черного Джона, но оказалось, это просто ветер свистел в пустых черепах. Дошло до того, что я однажды захрапел рядом с испанскими мертвецами.

Сперва мы, конечно же, обсуждали побег. Затем советовались, как лучше разделаться с охраной. Даже Соломон вставил несколько слов, хотя и пополам с причитаниями. Я перепел все моряцкие песенки, какие только помнил. Потом все умолкли. Окликни нас в ту минуту груда костей, мы и то были бы рады. Мы бы кинулись жать им руки, до тех пор пока они не раскрошатся в прах. Покойники составили бы нам славную компанию, кабы не разучились говорить за годы лежания в земле.

Эдвард по большей части молчал. Потом ни с того ни с сего пустился разгадывать шифры вслух. Я призадумался — он не то спятил, не то решил скоротать время. Я не мог заткнуть ему рот, а он все выбалтывал и выбалтывал тайну за тайной. Думаю, бедняга решил тогда, что спасения уже не будет. Эдвард рассказывал о колесе солнечных часов на Лондонском мосту, о том, как он купил неподалеку шляпу с пером, как будто это что-то значило. Говорил он и о сокровище королей. Я посоветовал ему придержать язык, но Эдвард продолжал ораторствовать. Соломон со своей стороны цитировал древние тексты, а когда он за это брался, ему не было удержи. И все время, пока он что-то бубнил, Эдвард читал наизусть загадку за загадкой, начиная с цифры «1303».

Когда, наконец, крестьяне выволокли нас из склепа, мы валились с ног, как кегли. Нас отвели на просеку и принялись молотить граблями и мотыгами. Один деревенщина с такой силой хватил меня по ноге, что наградил хромотой на всю жизнь. Что говорить, нашей крови они пролили немало, Мы не могли подняться, а чертовы крестьяне стали швырять в нас камнями потехи ради. И все это время ледяной ветер бил нам в спину не хуже проклятых испанцев.

Мне удалось встать, но я тут же упал. Это развеселило крестьян пуще прежнего. Ничто так не смешит, как чужое несчастье. Соломон сгорбился, как старик. Он предложил Эдварду руку, чтобы опереться, но тот не пожелал принять его помощь и мало-помалу поднялся на свой страх и риск.

— Рыжебородого оставь мне, — шепнул я Эдварду, — а сам бери того, что с краю. Видишь вон ту мотыгу? Ударь его. Потом — следующего. Все меньше будет кольев в нашей ограде.

Соломону я посоветовал набрать камней и швырять в любого испанца, какой посмел его обидеть. Мне тоже нужно было вооружиться. Я притворился, что падаю, а когда поднимался, набрал полные горсти песка — ослепить врага на время предстоящей битвы.

В этот миг из-за деревьев крадучись вышел Бонс. Он взмахнул шпагой и проткнул одного из поселян. Остальные полезли за пистолетами. Крысы сухопутные. Соломон метнулся к камням. Кто-то из испанцев в него пальнул, но пуля пролетела мимо. Крестьяне бросились в лес. Мы гнались за ними, пока они не остановились перевести дух, потеряв нас в тени деревьев. Эдвард бросился на одного и вырвал пистолет. Я проделал то же с рыжебородым, после чего прострелил ему голову. На Соломона накинулась целая орава, но он всех положил при помощи дубового сука. Бонс прикончил еще одного селянина, разбив о его голову пустую бутылку. Да, а еще Соломон спас Эдварду жизнь: вовремя окликнул Бонса, и тот проткнул крестьянина, который целился в нашего штурмана.

Дон Хорхе — последний палач — был еще жив, притаился за камнем. Впрочем, однажды удача покидает всех. Он выстрелил, но промахнулся. Я заломил ему руку, отчего пистолет упал на землю.

— Как бы ты убил подобную мразь? — спросил Эдвард.

— Без пощады, — ответил я. — Так же, как ты — своего короля.

Эдвард схватил дона Хорхе за горло. Мой испанец совсем посинел, попытался что-то прохрипеть, но только зря ворочал языком. Я залез ему в карман и вытащил ключ. Дон Хорхе закрыл глаза. Соломон отвернулся. Испанец упал и больше уже не поднялся.

Я перевязал ногу его рубахой.

— Золото — вот лучшее лекарство, чем бы ты ни хворал — от зоба до подагры. Если мне придет срок помирать, два шиллинга вернут меня к жизни, — сказал я ребятам.

Эдвард подобрал палку, оперся на нее, как на трость, попытался откинуть со лба волосы, взъерошенные ветром, и у него в руке остались пряди. Он потер их в пальцах — мертвые завитки, покрытые запекшейся кровью.

Соломон едва переставлял ноги, как будто волок якорь по океанскому дну. Бонс, довольный собой, распевал всю дорогу до виллы дона Хорхе.

Я отпер погреб.

Перед дверью мы спросили у Бонса, как ему удалось сбежать. Он ответил, что освободился самым естественным для него способом. Когда дон Хорхе и остальные выводили нас из погреба, он проскочил внутрь, желая, как всегда, промочить горло, раскупорил бутылку, нализался и заснул.

— Я спал в бочке из-под рома, — признался он и добавил, что однажды хотел бы быть похоронен в такой же таре. — Правда, там было тесновато — у меня ногу свело, — но, будь я покойником, судороги мне были бы нипочем.

Следующим утром Бонс пробудился и так же ловко выскользнул вслед за доном Хорхе, когда тот отправился собирать фермеров.

Мы спустились в погреб, зажгли канделябры, и Бонс, приложившись к дежурной бутылке, плюхнулся на бочонок. Тот затрещал и лопнул одновременно с его штанами. Бонс оказался на груде обломков вперемешку с золотом, и его довольному виду в тот миг позавидовал бы любой царь вавилонский.

Я приказал ему раздобыть хваленых испанских скакунов, а Соломону — испанских же скатертей. Мы с Эдвардом распределили монеты, из каждой скатерти сделали по узлу, а узлы забросили на спины жеребцам, и тут я проклял всех испанцев, вместе взятых. Моя нога так болела, что пришлось перекинуть ее через луку седла и скакать упомянутым образом всю дорогу до замка с его пустым глазом. На сей раз я ему подмигнул.

Бонс домчал наш кеч к «Линде-Марии». Команда взревела «ура», как только заметила его парус.