Феодал. Боярин - Александр Логинов

В толпе раздался громкий шепот: «Дозорных мальцов споймали нехристи. Детей не пожалели».

Перед глазами Андрея промелькнули картины недавнего нападения на кочевье. Там тоже были убитые дети. В горячке боя чего не бывает… Но вот так… Сознательно убивать детей ради устрашения… Этого Андрей понять не мог и, главное, не хотел понимать. Князь твердо решил не щадить никого.

– Урус! Царевич дает тебе время подумать. Только недолго. Если не откроешь ворота, секир башка будет! – татарин злобно засмеялся, повернул коня и поскакал прочь.

Кто-то из стрельцов, стоявших на стене, не удержался, пустил стрелу, и татарин кубарем слетел с убитого коня. Торопливо вскочил на ноги и шустро засеменил короткими кривыми ножками в сторону своих сородичей. Вторая стрела вошла убегавшему степняку точно между лопаток, широко взмахнув руками, татарин распластался на земле, суча ногами. Через минуту он затих, отойдя в мир прекрасных гурий, впрочем, насчет гурий Андрей сильно сомневался.

Андрей еще раз внимательно оглядел татарское войско. Сверкая золоченым доспехом, на чистокровном арабе важно восседал коротышка-царевич. Рядом с ним выстроились с полсотни всадников, закованных в броню похлеще немецких рыцарей. Тяжелые могучие кони защищены не меньше всадников, налобники у коней вызолочены и сверкают так, что смотреть больно. Пожалуй, вот она – знаменитая тяжелая конница татар.

– С богом! Как карусель закрутят, сразу начнем по моей команде, – отдал распоряжение Андрей.

Заняв позицию на верхнем ярусе надвратной башни, Андрей отдал распоряжение братьям, вооружившимся снайперскими винтовками:

– Сначала царька снимите, на том пригорке в живых никого не должно остаться.

Парни согласно кивнули и заняли позиции рядом с князем. Ждать пришлось недолго. Татарский царек – толстый карапуз в вызолоченном доспехе – повелительно махнул рукой. Татарские сотни двинулись вперед, по дуге обходя усадьбу. Андрей поразился четкости и слаженности маневра. Над усадьбой раздался визг – хоть уши затыкай, и в защитников усадьбы полетели первые татарские гостинцы – каленые стрелы. Начался массированный обстрел усадьбы. Сразу же появились раненые и убитые. Кто-то из защитников не утерпел, высунулся из-за тына, пытаясь разглядеть ворога, и поймал каленую стрелу. На таком расстоянии татарские стрелы прошивали доспех навылет, если только зерцало могло остановить вражескую стрелу, да и то не любое, а только булатное. Андрей поежился от не вовремя нахлынувшего воспоминания о чуть было не ставшей роковой татарской стреле. Под лопаткой снова заныло, хотя синяк уже почти сошел.

– Начали! – глухим голосом подал команду Андрей и плавно потянул за спусковой курок.

Терминатора, державшего в руках пику с бунчуком[79]о трех хвостах, закованного в железо с ног до головы, как ветром сдуло. Выпустив пику из рук, воин выпал из седла. Товарищи убитого даже не шелохнулись, невозмутимо продолжали стоять на месте. Андрей прицелился в соседа убитого терминатора и снова выстрелил. Второй, третий, четвертый, шестой… Все. Андрей поднял правую руку, слуга, повинуясь сигналу князя, поднял стяг над башней.

На поле, перед усадьбой, с громким ржанием десятками падали татарские лошади, скидывая своих всадников. Демьян спрятал в траве воткнутые в землю под углом бердыши и связал их между собой стальным тросом. Лезвия бердышей вспарывали брюхо низеньких татарских лошадок, а натянутый стальной трос не давал коннице проскочить мимо. Этот прием давно на вооружении русской пехоты и сам по себе был очень эффективен, татары, побывавшие на поле Куликовом, смогли бы подтвердить это. Не зря, ой не зря тогда темник Мамай спешил своих улан и погнал лучших своих воинов на позиции русской пехоты пешим порядком.

Задние ряды татар, не успев совладать с лошадьми, врезались в это месиво, давя копытами своих товарищей. Те из всадников, кто сумел справиться с кобылой, взяли чуть правее, но попадали в волчьи ямы с остро заточенными кольями. В этот момент по очереди выстрелили пушки надвратной башни, следом отозвались орудия на угловых площадках. Импровизированная картечь, целиком состоящая из кусков нарезанной железной проволоки и свинцового дроба, со свистом унеслась в сторону улан – элитных татарских воинов. Андрей не ожидал, что картечь нанесет такой ошеломляющий урон всадникам. Половину оставшегося на конях отряда как корова языком слизала.

Со стен усадьбы лучники посылали стрелу за стрелой, стражники Демьяна разрядили самострелы. За минуту на татар пролился дождь из полутысячи каленых гостинцев. Некоторые из всадников утыкало стрелами так, что они стали походить на ощетинившегося ежа.

Ворота усадьбы широко отворились. Крещеный татарин Серафим, бывший раб резанского князя, но получивший свободу при крещении, выпустил за ворота свору боевых псов. Немного, чуть больше дюжины, но все собачки в кожаных доспехах, защищавших тело. Псы с громким лаем схлестнулись не на жизнь, а на смерть с татарскими псами, выжившими под ливнем стрел. Следом за собаками, с места взяв в карьер, промчались бывшие ушкуйники. Лука Фомич, пользуясь моментом, лично возглавил атаку двух десятков воинов на конях и ударил по бесерменам, довершая полнейший разгром татарского отряда. Оставшиеся в живых два десятка степняков, увидав несущихся вскачь русаков, изготовивших рогатины к бою, бросились наутек, на скаку пуская стрелы, но были перехвачены сидевшими в засаде уланами Кулчука.

Андрей спустился по шесту вниз, принял поводья у слуги, не спеша сел на коня. С татарским войском покончено, можно теперь не торопиться. Деморализованные разгромом и гибелью военачальников легкораненые уланы, потерявшие коней, сопротивления не оказывали, дали себя повязать. Однако пленных было мало, картечь и стрелы сделали свое дело. Княжеские воины бродили по полю битвы, деловито добивая раненых.

Спиридон, как всегда, в своем репертуаре: уже выгнал дворню на поле собирать добро, нисколько не смущаясь предсмертными криками врагов. Холопы уже выкатили пустые бочки и с веселым смехом разделывали конские туши, вырезая лучшие куски – нечего мясу пропадать, солонины впрок много можно заготовить. Иной холоп, подобрав татарский джид, колол раненого сулицей, прежде чем вытряхнуть его из доспеха или раздеть до исподнего.

Ратники собирали стрелы, железные болты, оружие, сдирали с убитых доспехи, с погибших лошадей снимали кожаные, стальные, стеганые доспехи и укладывали трофейное добро на телеги. Все были чем-то заняты. Среди этого людского муравейника суетливо шнырял Спиридон, следя, чтобы ничего не оставили, даже самой захудалой иголке найдется применение в хозяйстве. Спиридон под шумок выпросил у Андрея разрешение забрать все железные кирасы «мейдин фряги», после того как железка попала под копыта лошади, смысл в ее ремонте исчезал, а Спиридон найдет кирасам применение: лопаты из таких скорлупок зело добрые получаются. Спиридон уже потолковал с кузнецами, и мужики заверили дворецкого, что переделать кирасы в лопаты – раз плюнуть. Но среди трофейных доспехов попалась лишь одна кираса, и Спиридон остался страшно недоволен.