Кельнская королевская хроника - Автор Неизвестен

с некоторыми из наших, которые будут вести битву со стороны моря, подвели корабли вплотную к стенам, поставили к стенам лестницы, решительным натиском вторглись в город, захватили тридцать башен, причем сами поразились[727] такому количеству, и сожгли значительную часть города. Наши также начали штурм с суши и подобным образом приставили к стенам лестницы и водрузили знамена и флаги. Подкопщики, подрыв стену, повалили башню. Тогда император из-за пожара города и нашего натиска со всех сторон у каждых ворот, которые выводили на поле, выставил очень многочисленные отряды рыцарей, чтобы отовсюду напасть на нас, окружить и уничтожить. С другой стороны мы тоже построили наши боевые порядки, граф Фландрии со своими людьми и я — со своими, оба наших отряда выстроились клином. Мы были настороже, ехали верхом в строгом порядке, примыкая вплотную друг к другу, в сторону противостоящей нам боевой шеренги, так близко приблизившись к неприятелю, что их лучники и метальщики попадали в нас, равно как и наши в них. Когда они увидели, что мы были отважны и непоколебимы, продвигаясь вперед стройными и сплоченными рядами, и не так-то легко нас можно было победить или остановить, они отступили сильно поразившись и испугавшись нас, так и не отважившись, слава Богу, сражаться с нами. Знайте же, что наших во всех отрядах было не больше пятисот пеших и столько же конных рыцарей, а пеших дружинников у нас было не больше двух тысяч, большая часть которых находилась у наших осадных орудий, охраняя их. Увидев их бегущими, мы не стали их преследовать, опасаясь, как бы они путем коварства и засады не нанесли вреда нашему лагерю, нашим осадным орудиям и башням, уже захваченным венецианцами. Император поклялся, что когда он ночью вернется в свой дворец, то на следующий день начнет с нами сражаться. Среди той ночи он тайно бежал оттуда. В четверг как раз мы и должны были сражаться, как обещал император. Между тем, на следующее утро при божьей помощи город сдался нам. Это случилось, когда прошло восемь дней с начала осады. Тогда император Тирсак и императрица, его супруга, сестра венгерского короля[728], которые долго содержались в ужасной тюрьме и были заключены, выразили свою огромную благодарность с заявлением, что они благодаря божьей милости и нашей помощи были освобождены из тюрьмы, возвратили себе почет власти, а мы теперь с их долго отсутствующим сыном на следующей день должны будем вступить в их дворец так, как будто бы он был наш. Мы так и сделали и с большим почетом пировали у них в дружеском расположении. Однако, я желал бы донести до Вашего сведения, что в деле Спасителя мы добились того, что Восточная церковь, центр которой раньше находился в Константинополе, теперь опять, как это было с давних пор, вместе с императором и всей его империей, связана с ее главой, римским Папой, и снова признается в качестве дочери римской церкви и впредь, как обычно, склонив голову, станет повиноваться ему в полном смирении. Также сам патриарх этой церкви, благоприятствовал и поддерживал это дело, впредь обратится к римскому престолу, дабы принять от высших церковных князей паллий своего звания и уже клятвенно поручился в этом вместе с императором. Соблазненные такими огромными и многочисленными преимуществами и связанные святой надежды на будущие блага, мы решили перезимовать в этом городе и уже велели сообщить об этом нашим братьям, ожидающим на той стороне моря нашего прибытия, дабы они, услышав радостное известие о наших успехах, участниками которых мы страстно желали бы видеть и их, будучи поддержанные святой надеждой ждали нас из Константинополя. Знайте же, что мы обязуемся довести до конца рыцарскую битву перед Александрией против султана Вавилонии. Если кто-то желает служить Богу, служить которому, значит властвовать, и снискать себе среди рыцарства славу выдающегося и знаменитого, он принимает крест, следует за Господом и приходит на его турнир, к которому его призывает сам Господь. Прощайте."

Как после смерти Тирсаха Алексей изменил свое отношение к крестоносцам и за добро отплатил злом, и как они после захвата города произвели в императоры графа Балдуина Фландрского, можно узнать из следующего письма, отправленного этим графом архиепископу Кельна.

Письмо[729]

"Своему достопочтенному отцу, дорогому господину и брату Адольфу, милостию божьей архиепископу Кельна, Балдуин по той же милости вернейший во Христе, Богом коронованный император, повелитель римлян[730] и вечный покровитель империи, граф Фландрии и Хеннегау[731], его брат и преданный друг, желает всяческих благ в этой и в будущей жизни. Поскольку Ваше Священство по своему усердию в деле христианской религии, а также из-за особой любви к нашей особе возжелал узнать о том, что у нас произошло, мы решили поведать Вашей Светлости, при каких новых чудесных обстоятельствах направляла нас божественная милость и какой великой славой удостоила она, к восхищению всех времен, конечно же, не нас, а свое собственное имя. За ее чудесами, кои она уже явила нам, всегда следуют еще более поразительные явления, так что даже неверующие больше не в силах сомневаться в том, что все это твориться рукою Господней. И все же ничто из того, на что мы надеялись и к чему готовились, не сбывается, однако же новую помощь Господь оказывает нам только тогда, когда уже человеческих усилий становится явно недостаточно. Если нам не изменяет память, в отправленном Вашему Священству послании[732], мы довели рассказ о наших успехах и о нашем положении до того момента, как после насильственного овладения многолюдным городом, осуществленного небольшими силами, после изгнания тирана и коронации Алексея, сына Тирсаха, нам была обещана и подготовлена остановка на зиму для того, чтобы силой подавить того, кто еще мог бы противостоять Алексею. И вот, мы незамедлительно начинаем рассказ о том, что с нами случилось впоследствии, считая необходимым вначале отметить следующее: а именно то, что мы совершили против греков, было делом рук не человека, а бога, так же и то, что Греция при новом императоре, бывшим, естественно, из греков, в качестве благодарности проявила к нам привычное для себя вопиющее вероломство, было делом рук дьявола. Мы, конечно, покинули город, чтобы наши обычаи не стали причиной враждебного настроения иноземцев[733] и не дали разгореться распрям между нами и греками. По просьбе императора мы расположились лагерем против города на другой стороне залива: и вот, неожиданно, то ли из-за прирожденного коварства, то ли, поддавшись вероломству греков, император,