Законы отцов наших - Скотт Туроу

— Этот тип даже не знает, кто он такой, если он не на сцене, — сказал Хоби, который слушал наши рассуждения, растянувшись, как обычно, на ковре.

Все это оставило у меня в сердце очень неприятный осадок. Ни Майкл, ни Джун в разговорах со мной ни единым словом не обмолвились о своих отношениях, но у меня возникло такое чувство, будто молчание, которое мы все храним, сделало нас — меня в особенности — участниками сговора против Эдгара и даже, возможно, против Нила. Такой оборот событий предполагал нечто, связанное с любовью, с миром женщин и мужчин, нечто, чего я не понимал или, может быть, даже не желал знать. После того случая всякий раз, когда я видел Майкла и Джун вместе, мне становилось не по себе.

— Я слышала, Грэм устраивает у себя просто классные вечеринки, — сказала мне однажды Сонни, когда мы приближались к маленькому викторианскому коттеджу в центре города, где жил Грэм.

Январь близился к концу, как, впрочем, и семестр. Я чувствовал, что Сонни взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его. В руках у меня был бумажный пакет с большой бутылью вина. Наряд Сонни состоял из черной шали и длинной, до пят, юбки, сшитой из старого американского флага. Ветер взметал ее свежевымытые, легкие, как пух, волосы. Я подумал то же, что и всегда в подобных случаях: она восхитительна.

— Мы посмотрим, ладно? Возможно, мне не захочется торчать там слишком долго.

— Он же твой приятель.

Я полагал, что принять приглашение меня побудила простая вежливость. Правда, Грэм обещал, что это не будет обычной факультетской вечеринкой, где люди разговаривают о Фуко так, словно он их личный знакомый. Сонни находила Грэма весьма интригующей личностью. Ей импонировали его тонкая ирония и сложный характер, а также эгалитарные манеры. Она восхищалась его инновационными структуралистическими теориями. Грэм утверждал, что западные общества переживали бурный период изменения эпистемы — конечной генерирующей структуры, являющейся отправной точкой развития мысли в культуре, своего рода уздечкой на мозге, которая ослабляется и изменяет форму лишь в критические моменты истории, наподобие того, который мы переживали сейчас.

— Сонни! — воскликнул Грэм, как только мы переступили порог.

Он уже был немного навеселе, о чем свидетельствовали воздетые кверху руки и дымящийся окурок между пальцев, от которого исходил аромат марихуаны. Подскочив к Сонни, он заключил ее в тесные объятия и, не удостоив меня даже взглядом, повлек в гостиную, где собралась многочисленная галдящая компания.

Постепенно до меня дошло, что Грэм по-своему был прав, обещая не совсем обычную вечеринку. Она была не похожа на те вечеринки, которые мы посещали. Казалось, воздух там был уже заряжен высоковольтным напряжением, и гости были гораздо экстравагантнее — длинноногие женщины в мини-юбках и с завитыми волосами и мужчины с множеством мелких косичек, поблескивавших стеклярусом. Из колонок, скрывавшихся где-то в глубине комнаты и незаметных в этой толкотне, разливалось заунывное звучание гитар.

В тот вечер публика почти не говорила о политике — о войне или о Лойелле Эдгаре — вещах, без которых не могла обойтись ни одна беседа в университете. Здесь господствовала одна тема с различными вариациями в виде ссылок на имевшие место прежде вакхические похождения. Гости без устали судачили о внебрачных половых связях и неизменно приходили к выводу, что всякий, кто отказывается принять в них участие, позорит всех хиппи и даже опасен.

Девушка, которую я встретил, когда вешал наши куртки, изрекла знаменитую догму, гласящую, что одной из целей революции является уничтожение моногамии. Эта молодая женщина, Дагмар, студентка третьего курса, занималась в семинаре Грэма. Почему-то получилось так, что почти весь вечер она оказывалась рядом со мной. Блондинка с бесцеремонными манерами, она не носила бюстгальтер, очевидно, чтобы еще более усилить впечатление от своих внушительных грудей, выпиравших наружу из платья с очень тонкими бретельками. Лишь значительно позже у меня возникло предположение, что Грэм, возможно, заранее отвел ей роль моего эскорта или объекта отвлечения моего внимания.

Всякий раз, когда я находил глазами Сонни, она была в месте, которое казалось недосягаемым. Вокруг Грэма всегда толпилось не меньше дюжины человек. Его длинное туловище, увенчанное белокурой головой, постоянно оставалось скособоченным в сторону Сонни, а его рука то и дело ложилась ей на плечи. И все же однажды я улучил удобный момент и прорвался сквозь плотную людскую завесу, чтобы предложить Сонни чего-нибудь выпить. Там было несколько сортов вин и текила, не говоря уже о неистощимых запасах марихуаны. В первый миг, когда Сонни взглянула на меня через плечо, мне показалось, что она испугалась. Но затем она дотронулась до моей руки таким нежным и примирительным жестом, как бы извиняясь за то, что заставила меня волноваться, что я успокоился и тут же поспешил назад к Дагмар.

Ближе к полуночи, как раз перед тем, как пробил первый удар, в гостиной появилась группа совершенно голых мужчин и женщин. Темные волосы в области половых органов и подрагивающие члены и груди плохо гармонировали со звоном бокалов и полифонией разговоров. Через несколько секунд кто-то выключил почти все лампочки, и в гостиной стало довольно темно.

— Ты готов? — спросила Дагмар.

— К чему?

— К тому, что сейчас произойдет. Да будет же тебе, Сет. Расслабься. Не лишай себя удовольствия.

Она дотронулась до массивной пряжки моего ремня, и я инстинктивно отшатнулся. Дагмар восприняла мою реакцию враждебно. Пронзив меня презрительным взглядом, она занялась собой. Сначала на пол соскользнуло коротенькое платье, затем трусы, упавшие сверху на платье. В причудливых отсветах цветомузыки ее обнаженная фигура выглядела еще более соблазнительно. Опьяненный вином и слегка одурманенный марихуаной и всей атмосферой вечеринки, я не нашел в себе сил противиться мощному зову страсти, исходившему от Дагмар, от ее огромных грудей с торчащими сосками в густом переплетении синеватых прожилок. Не говоря ни слова, мы прильнули друг к другу, но затем через несколько секунд Дагмар отодвинулась от меня и призывно мотнула головой, отчего ее белокурые волосы разметались у нее по спине. Решительными шагами она устремилась вверх по лестнице.

Пошатываясь, я прошелся по первому этажу. Сонни и Грэма нигде не было. Отчаявшись, я посмотрел на лестницу, которая вела на второй этаж, где находились спальни. Не зная, что еще предпринять, я кое-как, хватаясь за перила, поднялся наверх. К моей великой радости, в спальне Грэма Сонни также не оказалось. Зато там были почти все те мужчины и женщины, которые совсем недавно разгуливали голыми по гостиной, всего шесть-семь человек. Теперь они раскрашивали друг друга краской, используя вместо кисточек пальцы. У одного парня наступила эрекция, и какая-то юная леди, весело хохоча, прыскала на его огромный член салатной краской из пластмассовой бутылки. Две другие группки находились в различных стадиях полового акта. На водяном матраце я увидел сплошное переплетение рук и ног и не сразу различил двух мужчин и одну женщину. Судя по их неподвижной позе — это была передышка после очередного оргазма. Зато чуть поодаль на коврике вовсю трудилась парочка. У мужчины, который елозил сверху, было такое огромное брюхо, что со стороны казалось, будто между ним и женщиной, лежавшей внизу, широко раскинув ляжки, находится какое-то чужеродное тело. Когда она повернулась лицом ко мне, я узнал Дагмар. Она улыбнулась мне глазами, подернутыми дымкой, и подняла руку с пухлыми, как у маленького ребенка, пальцами, в то время как ее тело сотрясалось от яростных толчков толстяка. Сначала я подумал, что она помахала мне рукой в виде приветствия, но затем понял, что Дагмар приглашает меня принять участие. Очевидно, она предпочитала групповой секс.