Тренер Култи - Мариана Запата

край скамейки. Култи передал мне лед и сел рядом. Дальнейших указаний не последовало: я и сама знала, что делать. Скатав носок вниз, чтобы он не мешал, я приложила холодную ткань к покрасневшей коже. Култи, согнувшись, уперся ногой в угол сиденья и положил на колено второй пакет.

Мы сидели на скамейке практически бок о бок, обложившись мешками со льдом.

Не выдержав, я рассмеялась.

От хохота свело живот, а в глазах встали слезы, но я не могла успокоиться.

Немец приподнял бровь.

– Что такое?

– Посмотри на нас, – я рассмеялась сильнее, задыхаясь. – Сидим и морозимся. Господи.

Он посмотрел на мою ногу, затем на себя, и обычно суровое лицо тронула легкая улыбка.

– Почему ты вообще таскаешь с собой лед?

Слабая улыбка стала шире и в итоге сменилась тихим смешком. Его лицо просияло, и я поразилась, насколько красивее он стал из-за такой незначительной мелочи.

– Если хочу завтра ходить, нужно сразу же приложить лед. – Немного помолчав, он добавил: – Если ты кому-нибудь скажешь…

– То ты меня уничтожишь, ага. Знаю, – ухмыльнулась я. – Если ты проболтаешься про мою ногу, я тебя грохну, так что мы квиты.

Улыбка резко сменилась серьезным выражением.

– Я никому не скажу.

Я приподняла плечо. Он, видимо, принял это за признак недоверия, потому что продолжил:

– Если тебя выгонят из команды, мне больше не с кем будет играть.

Мое бедное сердечко завернуло его слова в пленку, чтобы сохранить навсегда.

– А как же Гарднер? – спросила я.

Он бросил на меня взгляд.

– Одного раза хватило.

Что?

– Вы играли?

– Через два дня после тебя.

– И что, настолько все плохо? – Гарднер же играл в футбол в универе.

Култи откинулся на спинку старой деревянной скамейки.

– Ты когда-нибудь играла с людьми, которые значительно хуже тебя?

Очень грубая формулировка, но я кивнула.

– А теперь представь, что они так не думают, – пояснил он.

Уф. Я поморщилась и кивнула.

На языке вертелся вопрос, который я хотела задать уже очень давно, и я решила: почему бы и нет? Вдруг возможность больше не подвернется?

– Я все думала, почему ты попросил именно меня.

Он поправил пакет на колене, тщательно подбирая слова.

– Мне нравится, как ты играешь. Ты не сдерживаешься.

– Уж не ты ли вчера говорил, что я слишком много думаю, когда держу мяч?

Он забросил руку на спинку скамейки.

– Да. Ты играешь лучше, когда слушаешься инстинктов.

Это что, комплимент? Вроде бы да.

– А как же Грейс? Я думала, вы друзья.

Райнер Култи пристально посмотрел на меня. А что? Да, мне любопытно, и нет, я не собиралась перед ним извиняться.

– Мы с ее мужем давно знакомы. Он был тренером в Чикаго, когда я там играл. Мы с ней больше не разговариваем. Но я бы все равно ее не позвал.

Из-за той ссоры? Пожалуй, этот вопрос сейчас неуместен, так что я промолчала и просто кивнула.

Модель на полставки, который когда-то позировал полуголым в рекламе нижнего белья, моргнул, хлопая длинными ресницами.

– Я должен кое-что сказать. Я ведь так и не поблагодарил тебя за тот вечер в баре. На твоем месте многие бы поступили иначе. Я… – он смотрел мне прямо в глаза, изучая, – ценю это. Очень сильно.

– Всегда пожалуйста, – ответила я, хотя теперь, раз уж мы затронули эту тему, мне очень хотелось спросить, почему он решил напиться в общественном месте. Но говорить об этом, наверное, рановато, поэтому я придержала язык. Пошевелив пальцами на ноге, я откинулась на спинку скамейки, коснувшись плечом его руки, и вздохнула. – Спасибо за лед. Надеюсь, завтра я смогу ходить.

Он ткнул меня указательным пальцем.

– Сможешь.

Он не стал уточнять, что у меня не было выбора. Иначе как объяснить отдавленную ногу? Сказать, что это вышло случайно? Да кто ж мне поверит.

Но это не значило, что меня устраивал его приказной тон.

– Мы не на поле. Ты вечно мной командовать собираешься? Култи не повел даже бровью.

– Да.

Глава 15

На следующий день, почти сразу после разминки, ко мне незаметно подошел немец, накануне поделившийся пакетом со льдом. Скрестив руки на груди, словно собрался отчитывать, он тихо спросил:

– Как нога?

Я присела, затягивая шнурки.

– Болит.

Когда я вскинула голову, Култи смотрел на меня без восторга, будто считал ребенком, разнывшимся из-за синяка.

– У меня есть масло для снятия отеков, – пробормотал он в ответ. – Найди меня после тренировки.

Я чуть не подавилась слюной. Серьезно. Только каким-то чудом мне удалось выдавить:

– Ладно.

Но, разумеется, с ним непросто. Раз уж игры в софтбол после тренировок оставались нашей маленькой страшной тайной, то пусть так и продолжится.

– А пока потерпи.

Та-да-дам. Вот и человек, которого я… уважала?

Ну. Типа того.

– Да уж не умру.

Он кивнул.

– Знаю.

Я так долго играла в футбол ради себя, что не сразу осознала, как приятно понимать, что в тебя кто-то верит. Его вчерашние слова окатили меня волной, растеклись по венам, и я забыла о боли в ноге. И пусть он бы никогда не сказал мне это в лицо, факт оставался фактом: Райнер Култи обо мне беспокоился.

Как вам такое?

Как это часто бывает, по-настоящему травма дала о себе знать только через два дня.

Через восемнадцать часов после получения розовый синяк налился багровым. Через сорок восемь часов боль достигла своего пика. По крайней мере, я на это надеялась. Пока я опускалась на пятку или на внешнюю сторону стопы, все было нормально, но как только переносила вес на всю ногу… пипец. А ведь я не нытик. Я умела терпеть боль. Не потому, что была мазохисткой, просто очень давно вбила себе в голову, что разум превыше всего. Если я сказала, что у меня ничего не болит, значит, ничего не болит.

Поэтому лед я старалась прикладывать при каждом удобном случае, будь то после тренировок или даже во время работы. И пользовалась маслом арники, которое Култи тайком передал мне в первый день с таким видом, будто это стероиды, хотя в итоге я тоже старалась его не афишировать.

Каждый раз, когда ногу простреливало болью, я проклинала день, в который родился тот придурок с игры. Чтоб он лицом в муравейник упал. Да-да, именно так, и извиняться за свои мысли я не собиралась.

Когда наступил день следующего матча, перед отъездом на стадион я выпила чай с куркумой и закинулась обезболивающим. Надо было пережить этот день и не попасться. Эта мысль настолько занимала мои мысли, что я даже