Ромашки для королевы - Оксана Демченко

Там он достал старую книгу истории Гхросса, открыл по давней истрепанной закладке и указал внучке на выученный наизусть давно, еще в юности, абзац. Рона прочла и спокойно кивнула.

– Дед, мы и так знали, что демон уже тут. И, как это ни больно, живет и растет он в теле моего младшего брата. Одно успокаивает. Этой твари не удалось найти темного разумом ребенка иного возраста. Я все прочла, перерыла старые свитки. Это существо способно занять более взрослое тело. Темные лишены сознания и не имеют полной души.

– Так и есть.

– Дед, у нас есть время. Но вам с Эфрыхом пора. Пока к свету приспособитесь, пока людей нужных найдете – время потребуется. Пойдете в Рониг?

– Нет, – задумчиво покачал головой старый знахарь. – К оллфам. На севере нас никто не ждет. Да и люди там живут не так кучно и обид больших к подгорному племени не накопили.

– Хорошо. Я скажу Ррыну, вас проводят. Уже готовы оба выхода наверх, и северный, и южный. Он у меня молодец.

– Береги себя, детка. Ты моя лучшая ученица.

Рона гордо заулыбалась. Она знала, что лучшая, но дед на похвалы скуп. Его надо выгнать из гор без надежды на возвращение, чтобы пару таких вот по-настоящему хороших слов услышать. И вот, пожалуйста. Немалая награда. Она не просто «хорошая» или «стоящая». Она – лучшая. Дед врать в таких делах не умеет.

Сутки спустя седой гном и его сын шли по старой наклонной штольне. Трое норников Ррына несли мешки и обстоятельно обсуждали, как тоскливо без человечьей еды. Грибы для боевого гнома – тьфу, закусь. А что ими закусывать, коли пива нет? Да и перец кончился. Нет, война с людьми – дело дурное. Сели бы вместе, поели, поговорили, морды, если что, начистили кому следует. Да и вернулись к миру. Ковать гвозди скучно, но и мечи с секирами уже надоели.

Снаружи была безлунная глухая ночь – наилучшее время для глаз, неподготовленных к свету горна Труженика. Норники сложили вещи в малой пещере, заранее найденной и обустроенной для побега. Попрощались, призвав благословение Труженика к большому делу старших. И ушли. Грохот оповестил – временный вход завален крепко и основательно. Эфрых задержался и прижал ухо к камням.

По ту сторону старший из гномов задумчиво спросил – кого приложил об стену озверевший старый король, когда его не пропустили? Их ведь спросят, и надо отвечать складно. Двое заспорили – об какую стену и как крепко. Минут через десять спор перешел в самую веселую стадию. Камни гудели, завал сердито охал. Боевые гномы с полной самоотдачей зарабатывали необходимые для отчета о побеге синяки и трещины в ребрах. Ррын велел возвращаться не просто в помятом виде – вообще не отползать с поста далее десяти шагов. Смена придет и найдет, забьет тревогу, сообщит королю. Их, само собой, будут ругать и даже накажут. Объявят перед строем норников позор, к общей зависти этого самого строя, прекрасно понимающего, что происходит. А дальше – двойной паек и лечение. В нижних пещерах уютно, да и девушки за ними будут ухаживать исключительно симпатичные. Вот только жалким мелким синяком капризных подгорных красавиц не разжалобить. Наоборот, станут насмешничать. То есть надо стараться по-настоящему. И гномы усердствовали так, что искры летели.

– Хорошая порода, – одобрительно кивнул Эфрых, имея ввиду и гномов, и гранит.

И пошел к пещере. Он не собирался ждать здесь до зимы, пока глаза смирятся с сиянием Опрокинутых озер. Недавно сын придумал отменные новые темные очки, в которые можно пихать до пяти тонких стекол. На носу они тяжеловаты – зато защиту дают полную. Эфрых сам делал оправы и подгонял по лицам, уплотнял особым шнуром, окантовывая замшей. Проверял раз десять, нет ли щели для света, пока не достиг настоящего прилегания. А стекла отлил сын. Целую стопку, с дюжиной оттенков – от бледных до черных. Иди с рассвета да меняй, никакой заботы. Одна беда – в стороны глядеть неудобно. Но идут вдвоем, уж как-нибудь углядят, если беда путь заступит.

Гномы проверили мешки, еще раз убедились, что очки рядом и стекла целы, разложены по номерам. От единички с малым затемнением и далее, без ошибок. И пошли вниз.

Мир вершинников старшие ругают не просто так – со смыслом. Нельзя позволять молодежи заглядываться на чуждое гному и находить в нем слишком много прелести. Уж потом, как остепенится, сам поймет, что с камнем он, еще до рождения сросшийся, неразделим. Что дом его в древних городах под кряжем, а прочее – чужие красоты, для путешествий, а не для жизни, созданные. Вот тогда пусть сам переплавляет мнение о поверхности. Потому что здесь не так уж плохо. Воздух свеж, а летом – так и вовсе бесподобен, сух и пахнет цветами и зеленью, а не окалиной, смазочным маслом, известковой водой или плесенью. Не копится в низинах пальный газ, не грозит взрывами угольная пыль, легких кашлем – тоже не рвет.

Да и горн Труженика не просто так в Опрокинутых озерах плавает. Коже его свет полезен. Без того, что люди зовут загаром, и гном в пару лет ослабнет. А еще наверху красиво. Все старые мастера ходили странствовать с людьми или, еще до Стены, дружили с оллфами и учились у них, чтобы потом ковать красоту и населять ею подгорные пещеры. И звали древние города по обычаю вершинников, вычурно и несколько нелепо. Сад цветов, Голубиное гнездо, Долина роз… Потом одумались и упростили, не смущая молодежь и не вынуждая старых Кротов путаться в бессмысленных именах. Каждая тропа в мире под горами размечена цветом. И по цвету теперь зовется. Кстати, для Кротов нанесены особые метки, разной формы и фактуры. Удобно, коротко, деловито.

Эфрых шел и хмуро глядел на мир, подзабытый за минувшую сотню лет. Законы гномов – они как хороший булат, куются один раз. И коли решили звать города Синим, Желтым, Красным – это уже решено. Но сын много раз настаивал на изменении к старому порядку. Мол, и гному нужна теплота в душе. Может, зовись столица не Стальным городом, а по древнему, Самоцветным чертогом, внук бы так не вызверился на всех вокруг?

– Вернемся – поменяю порядки, – буркнул седой гном на десятый день пути, когда самые трудные перевалы и осыпи остались позади. – Хорошее было название, а? Самоцветный-то наш, давнишний.

– Поменяй, – согласился знахарь. – Нога не болит? Вроде прихрамывать ты стал, отец. У меня мази имеются, да и напеть могу.

– Ну, дурное дело завсегда шумное, – рыкнул седой, усердно поправляя походку. – Собери тут всех окрестных вддыхров, умник. А мази беречь следует. Как еще нас люди-то примут. Тут на юг мимо Эрхоя не промахнешься, разве только дебрями, без дороги. А меня там, полагаю, и теперь помнят. Люди такие мелочные, всего-то пуд золота в выкуп попросил.

– Попросил?

– Вежливо.

– Я твою вежливость знаю. Они понятия не имели, что можно что-то изменить в условиях, хоть немного срок оттянуть. Весь люд золотишко снес до последней ушной сережки. Князь-то свое попрятал, а как со злости его стали искать – убежал и более не вернулся. Сундуки только три года спустя выискали. Наши ребята, кстати, из торговых.

– Серьезно? И я не знал?

– Они к твоему дядьке пошли, он был Становой. И повелел золото из сундуков взять в возмещение долга, а прочее в казну города отвезти, и людям их добро вернуть сполна. Ох и морока, отец! Год возвращали. Зато тебя еще год вспоминали весьма слезно. Город и не знал, как их князь богат. В общем, ты прав, могут и теперь узнать.