Истина всегда одна - Александр Вячеславович Башибузук

моментально сложилась стройная цепочка догадок.

Папиросы выдавали только командному составу, солдаты довольствовались махоркой...

К тому же, окурок был от папирос «Герцеговина Флор», которые редко попадали младшему командному составу...

Мало того, папироса была искурена едва наполовину, что являлось просто фантастическим транжирством для окруженца. Ивану приходилось видеть, как в котлах курили осиновую кору и прочие суррогаты...

Все это свидетельствовало, что владелец папиросы обладал достаточным запасом курева, что тоже наводило на размышления. Откуда в окружении запасы такого дефицита?

А еще, мундштук папиросы был смят очень сложно, можно даже сказать, франтовато. Чем простые солдаты не грешили...

Спичка тоже настораживала. Свои запасы спичек окруженцы давно использовали, а воздушным путем, уж что-что, а спички точно не поставляли. В ход пошли самодельные зажигалки и даже вовсе средневековые приспособления типа кресала. Ладно трофейная, бумажная эрзац-спичка, а тут советская, деревянная.

В общем, картинка у Ивана складывалась довольно подозрительная, хотя ничего конкретно плохого, как он не старался, выявить не смог.

Женщины сами не верили, что Иван с товарищами вернется, думали, что он просто их успокаивает. Вот и пошли за первыми попавшимися своими. А спички и папиросы... ну мало ли что. Исключения случаются всегда. Натрофеили, вот теперь и шикуют. Ну а что, Ваня в свое время тоже неплохо прибарахлился.

Но какой окруженец в здравом уме и памяти повесит себе на шею груз из женщин и детей? Какой? Хотя...

Иван совсем запутался и зло скрипнул зубами.

— Было восемь селовек... — Петруха для наглядности растопырил пальцы. — Все наси, сапоги наси, папироса наси, списька наси. Остолосный, следов мала-мала. Сенсина и детка усел с ними. Сам усел, не тасили, не саставлял никто. Мосеть палтизана?

Ваня выдохнул. На самом деле такое развитие событий избавляло от множества проблем и полностью развязывало руки. Осталась одна Дуняша, но одна она — это не два десятка женщин и детей. Однако интуиция, на которую он уже привык полагаться, подсказывала, что с этим делом не все так просто. А если точнее, все совсем не просто.

— Сто делать будем? — якут внимательно посмотрел на Ивана.

— Что? — глупо переспросил Ваня. На языке просто вертелось приказать отправляться своим путем, но отдать этот приказ он просто не смог.

В голове метнулась догадка. Женщины при расспросах обязательно рассказали бы, что с ними были два подозрительных типа в немецкой форме. И если нашедшие их окруженцы, или кто они там есть, были фальшивые иди предатели, то они обязательно оставили бы засаду. Просто обязательно. Но почему засада не сработала? Хотя... с другой стороны, женщины могли сказать, что Иван их просто бросил?

— Походи вокруг, поищи лежку... — помолчав, попросил Иван. — Может на нас засаду оставляли?

Ему очень хотелось убедить себя, что женщин похитили или забрали с собой обманом. Что позволило бы отправится вслед за ними и снять гнетущее чувство вины.

Якут молча кивнул и ушел.

Иван убрался с открытого пространства и укрылся в кустах.

Якут вернулся минут через десять и показал обертку от немецкой конфеты.

— Была сасада. Сдали наса потом усел. Тама и тама.

Иван резко встал на ноги и сказал:

— Это не партизаны и не окруженцы. Это черт знает кто, но точно не наши. Как давно ушли?

— Сяс насад, мосет два. Баба тли-четыле часа насад.

— Тогда идем за ними. С детьми и женщинами они далеко уйти не должны. Только предупредим своих девок, чтобы сидели на месте и ждали.

Петруха помедлил немного, смотря на Ивана, словно проверяя, что тот не свихнулся, но потом все-таки кинул.

Для самого Ивана все стало просто и ясно. Своих не бросаем — и точка. А те, кто увел женщин, кем бы они ни были, очень скоро об этом пожалеют.

Дуняша и Варвара восприняли новость возмущенно, пробовали напроситься с Иваном и Петрухой, но Ваня жестко пресек неповиновение.

Первые следы неизвестных появились через пару километров. Получалось, они почему-то забирались в глушь, хотя, по прикидкам Вани должны были идти к немцам.

Еще через километр, якут начал проявлять беспокойство, заявив Ивану, что чует беду. Продвижение сразу замедлилось, мало того Петруха увел товарища далеко в сторону от следов, завернув широкую дугу.

А еще через час, когда они забрались на огромную, замшелую скалу, Ваня окончательно убедился, что интуиции якута можно смело доверять.

— Смотли... — шептал Петруха. — Поломаный делево видис? Внизу камень видис? Тама и тама сидят. Тама два селовек и тама два селовек. Наса сдут. Понимают, сто са ними идем. Сдеся осень удобный место, луссе чем пелвый был. Потому усел оттуда. А сдеся они холосо видеть, если мы тама сел. Стлелить будем? Я холосо видеть, всех забилать...

— Стлелить? — Иван задумался. — Нет, надо живыми брать и узнать кто это такие. Сделаем, пожалуй, так...

Скорее всего, после того, как Ваня изложил свой план Петрухе, тот укрепился в мысли что Иван дурачок. Но ничего не озвучил, только поцокал языком и заявил:

— Твоя много фалт, Ванюска. Но фалт мосет закансиваться. Ладно, делай, Петр Петров пликлоет. Всегда пликлоет.

Иван и сам не был особенно уверен в своей адекватности, но от плана не отказался. По своему опыту он уже давно убедился, что в его исполнении удаются самые дерзкие, на первый взгляд сумасшедшие действия, а вот излишняя осторожность всегда выходит боком.

— Будем надеяться, что они точно так же хотят поговорить со мной, как и я с ними и не станут сразу стрелять... — с фальшивой убежденностью сказал он.

И отправился исполнять план. То есть, вернулся на ту же тропинку, на которой его ждали неизвестные и пошел навстречу засаде, браво мурлыкая под нос немецкий военный марш и отмахивая ритм левой рукой.

— Ei warum? Ei darum!

Ei warum? Ei darum!

Ei bloß wegen dem

Schingderassa,

Bumderassasa!

Ei bloß wegen dem

Schingderassa,

Bumderassasa! #

# Немецкая военная песня «Когда солдаты маршируют по городу»

И очень рассчитывал при этом, что неизвестные похитители женщин точно не настоящие партизаны, потому что настоящие партизаны могли сразу влепить пулю в лоб дурному офицерику.

Окрик последовал неожиданно.

— Стоять, фриц! Руки вверх! Хенде хох, сволочь! — гаркнул чей-то хриплый и грубый голос.

Ваня остановился как вкопанный и властно скомандовал по-немецки:

— Не стрелять! Старшего ко мне!

— Что он сказал? — удивились в кустах. — Бабы ведь говорили, что