Летом сорок первого - Георгий Свиридов

– Я тебе очень полезным человеком окажусь! – благодарно заговорил Сагетелян. – Водителя трогать никак нельзя, а я в открытый люк всю нагрузку через свои руки пропущу и внутри танка упакую, так упакую, что весь склад заберем!

В стороне бойцы выворачивали карманы и вытряхивали жалкие остатки курева, собирая по крохам махорочную пыль. Пограничник Чернов, боец-трудяга, исполнительный, ярый курильщик, руководил сбором этой трухи и пыли.

– Хотя б на пару закруток собрать. Курнуть по разу, а там до вечера потерпим, пока немецким табачком не разживемся!

Чернов невысок ростом, узок в плечах, жилист, востер лицом, его маленькие, словно бусинки, карие глазки смотрят на мир зорко и, казалось, буравят взглядом все, что попадает в поле его внимания. И голос у него не из приятных – громкий и резкий, какой-то надтреснутый, словно где-то внутри у него царапают обломком стекла по жестяному листу. Но дело свое он знал. Неклюдов одним из первых назвал Чернова, создавая свою группу, которой предстояло вызвать огонь на себя, отвлекая внимание охраны.

Летний день, как нарочно, тянулся долго и нудно. Давно распределены обязанности, собрали для группы захвата необходимое немецкое обмундирование и бойцы, напялив на себя вражескую форму, привыкали к ношению чужой одежды. Все давно обговорили и обсудили каждую мелочь. А солнце, как нарочно, медленно клонилось к закату. Бойцы, терзаясь от голода, без курева, с нетерпением и тревожным волнением ждали наступления вечерних сумерек, ночной темноты. Каждый из них впервые участвовал в диверсии, все ново и необычно, не то что бой вести. Они целиком полагались на командира.

Как только край солнца опустился где-то за дальним лесом, Закомолдин подозвал к себе Шургалов и Неклюдова.

– Выступаем. Давайте сверим часы, – он вытянул свою руку, на запястье которой поблескивали никелем именные, командирские.

У Шургалова и Неклюдова были немецкие, трофейные, как их называли, «штамповки».

– В двадцать два начинает группа Неклюдова, – давал последние распоряжения лейтенант, уже сам охваченный неясным азартом и какой-то слепой уверенностью в успех, – как зазвучат выстрелы, группа захвата врывается на территорию склада. А дальше, как получится, не будем загадывать.

– Получится, лейтенант, будь спок! – заверил Шургалов.

Неклюдов первым увел свою группу. Никакого прощания не было, они уходили, как идут на работу, деловито и обыденно. Закомолдин проводил их долгим взглядом, пока тройка не скрылась среди деревьев в быстро наступивших сумерках, потом закинул себе за спину немецкий автомат. Запасную обойму сунул в карман брюк.

Труднее оказалось вывести танк на накатанную проселочную дорогу, которая с шоссейки вела к складу. Разведанная днем широкая тропа куда-то пропала с наступлением темноты. Батюк, чертыхаясь, попытался было ломиться напрямую по молодняку, дважды ткнулся в кряжистые сосны и вынужден был отказаться от лихой затеи. Оставалось одно – выбраться, рискуя нарваться на немцев, на шоссейку, и по ней прошпарить до нужного поворота. Чтоб не вызвать лишнего подозрения, с брони танка слезли все, и Батюк повел машину кружным путем. Остальные, вместе с лейтенантом и Шургаловым, двинулись напрямик лесом.

Шли торопливо, без остановок, изредка обмениваясь односложными фразами, не замечая, что в природе готовятся перемены. Темень как-то сразу сгустилась, сливаясь в однообразную массу. С тревожным свистом пронеслась стайка каких-то вспугнутых ими маленьких птичек. Вершины деревьев закачались под порывами ветра, и по звездному небу понеслись темные рваные облака, высеивая из себя, как из решета, крупные холодные капли. Где-то сбоку надсадно и хрипло раздалось карканье вороны, которая, казалось, громко выражала неясную встревоженность.

– Заткнись, стерва! – выругался Шургалов. – Не каркай!

Дождь, редкий, крупными каплями падал и падал, шелестя листвою.

Вера в удачу как-то заметно утихала, и Закомолдин невольно думал о том, что нелепая случайность, заставившая их послать танк кружным путем, вынужденный поход лесом, это карканье вороны и капли холодного дождя, все вместе взятое сплетается в какой-то смутный несуразный ком, который колкой тревогой заставлял его нервы натягиваться до предела. Сергей слышал тяжелое дыхание бойцов, нагруженных оружием и боеприпасами, шагавших безмолвно и монотонно, а на ум пришла, всплыв из памяти, старая народная примета, что дело с неудачным началом редко кончается хорошо, чаще обречено на провал. А у них разве удачное начало? Неясные предчувствия охватывали Закомолдина.

– Лейтенант, – из темноты неожиданно вынырнул Шургалов и, зашагав рядом, вдруг предложил: – Может, махнем разом на склад, а? Посадим всех на броню и ходу.

– Надо сначала выйти на проселок, да тачку нашу встретить, – отозвался сухо Закомолдин и тут же сам себя одернул за излишнюю в данной ситуации резкость.

– Выйдем! – уверенно произнес Шургалов и, как бы излучая в темноте вокруг себя токи бодрости, закончил фразой, вычитанной в какой-то книге: – Главный праздник нас ждет впереди!

Как бы в подтверждение слов Шургалова, впереди и чуть сбоку донеслась трель соловья. Закомолдин повеселел. Сигналили разведчики. Дорога близко, танк на месте.

– Может, махнем все разом? – снова предложил Шургалов.

Закомолдин заколебался. Предложение заманчивое, но от него он отказался еще днем, когда рассматривал немецкий склад и подступы к нему. Потому и сейчас ответил отрицательно и добавил:

– Не зарывайтесь! Сначала нагрузитесь, а потом, отходя, жгите и подрывайте.

– Лады, – как-то вяло согласился старший сержант и, думая о чем-то своем, поспешил к танку.

Танк стоял темной железной громадиной, такой родной и желанный. Бойцы сразу его обступили, тихо выражая свою радость. Группа захвата тут же расположилась на прохладной, влажной от дождя, броне.

Вдруг неожиданно где-то неподалеку бабахнул винтовочный выстрел. Все замерли, вслушиваясь. Все так же монотонно шумели вершины деревьев, больше никаких звуков, словно никого и ничего нет поблизости. Тревожное предчувствие, отпустившее было Закомолдина, снова навалилось глухой волной. Лейтенант рывком поднес к глазам руку с часами. Услышал, как они живо и радостно тикали, сияя фосфоресцирующим циферблатом и стрелками. Было без двух минут десять. Мысленно он находился там, с Неклюдовым. Почему начали раньше условленного времени? Сами пошли, не вытерпев, или напоролись?

Через несколько секунд, оставляя оранжевый след на синем фоне неба, шипя взлетели верх одна за другой три ракеты и, вспыхнув, зависли над лесом, заливая все вокруг ярким светом. А вслед за ракетами густым, пронзительным треском, многократно повторяемым лесным эхом, раздались автоматные очереди.

– Наши задействовали! – выдохнул Шургалов и со злой радостью хлопнул панибратски Закомолдина по плечу: – И мы поехали, лейтенант!

Вскочил на танк и крикнул водителю:

– Жми на полную!

Закомолдин поежился. Ему претила подобная панибратчина. Он командир и не терпел такого отношения между подчиненными и вышестоящими. Надо будет при случае напомнить Шургалову.