Мари-Бланш - Джим Фергюс

правда его любите? — спросил юноша. — Любите вашего дядю?

— Пустите меня, — повторила она.

— Я вас обожаю. Хочу вас. Вы моя первая любовь. Пожалуйста, не отталкивайте меня.

— Оставьте меня. Я для вас слишком молода.

— А для него нет?! — воскликнул Оливье. — Я выпросил у отца разрешение ухаживать за вами. Он считает вас очаровательной, но не одобряет, потому что слыхал, что вы любовница этого старика. Все знают. Это отвратительно.

— Он мой арабский муж, — сказала Рене. — Вот так принято в Египте. А теперь оставьте меня. — Когда Оливье на миг ослабил хватку, Рене выскользнула из его рук. — Я же сказала: оставьте меня, — бросила она через плечо и быстро направилась к себе. — Я замужняя женщина.

Дождь ночью перестал, но ветер не утих, и Рене без сна лежала в постели, слушая дребезжание оконных стекол. Так похоже на пустынные ветры Арманта.

— Почему вы не спите, дитя? — спросила из соседней комнаты мисс Хейз, ее дверь была открыта. — Я слышу, как вы ворочаетесь в постели. Вас беспокоит завтрашний турнир?

— Нет, не турнир.

— А что же? Ваш дядя Габриель?

— Нет, с Габриелем все кончено. Но он скоро появится. Я чувствую. Я с самого начала знала.

Мисс Хейз встала, прошла в комнату, села на край кровати Рене.

— Пора вам прекратить это ребячество и жить дальше.

— Ребячество? Вы меня недооцениваете, мисс Хейз. И ничегошеньки не знаете. — А затем с жестокой откровенностью, которая порой находит на людей в безмолвный полуночный час, Рене решила рассказать гувернантке все-все. У нее не было никого, кому она могла бы облегчить душу, она устала лгать, устала отпираться, устала от притворства. — История между мной и Габриелем тянется давно. Когда была маленькая, я узнала, что моя мать собирается развестись с отцом и выйти за дядю. Мамá всегда любила Габриеля, и у них был долгий роман. Я уверена, вам об этом известно, мисс Хейз. Я не хотела, чтобы родители развелись, и решила действовать, чтобы не допустить развода. Когда подросла, я сумела потихонечку втереться между мамà и дядей, чтобы разрушить их роман. Научилась играть в их игру, в которой изрядно наторела за годы детства. Я знала их слабости и страхи, знала, что им нравится, а что нет, знала их надежды и мечты. Понимаете, мисс Хейз, можно много чего выведать о жизни, прячась под мебелью и слушая.

В тихой полутьме комнаты мисс Хейз вздрогнула, даже кровать качнулась.

— Это чудовищно, — сказала гувернантка. — Для вас все на свете игра? Манипулирование? Кто вы, дитя? Вы хоть кого-нибудь любите?

— Конечно, — ответила Рене. — Люблю вас, Тата, Адриана, Ригобера, моего коня Ильста, папá… и, пожалуй, немножко Габриеля, до сих пор. Но давайте начистоту, дорогая мисс Хейз. Как мы обе знаем, он вел себя со мной как последний мерзавец. Он не заслуживает прощения.

— Рене, пожалуйста, не говорите так о вашем дяде.

— А как бы вы говорили о мужчине, который лишает свою племянницу девственности, мисс Хейз? А загубив ее для других мужчин, вышвыривает ее, а родне велит найти ей хорошую партию, подходящего жениха?

Мисс Хейз покачала головой.

— Он поклялся вашей матери, что никогда к вам не прикасался.

Рене невольно рассмеялась над упрямым отпирательством гувернантки.

— Поклялся? Что это значит? В моей семье слово чести — адекватная замена правды, пусть даже всем известно, что это ложь. Вы и сами завели такую привычку, дорогая мисс Хейз. Вы же отлично знали, что происходило в Египте между мною и Габриелем. И все же предпочли не замечать… и не только не замечать, но делать вид, будто ничего вообще не было. Что опять-таки ложь, а вы, стало быть, — лгунья.

— Вы должны понять, дорогая, — сказала мисс Хейз, — я всю жизнь ничего не вижу и не слышу. Иначе в моей профессии не выжить. Следить за хозяевами и выносить оценку их поведению не мое дело. И напомню вам, что, несмотря на то, как с вами обходился ваш дядя, вы хотели выйти за него замуж. Вы сами мне говорили.

— По серьезном размышлении — не хотела. Он действительно имеет власть надо мной, и я очень в нем нуждаюсь. Но сейчас хочу только одного — сбежать от него.

— А если он вернется за вами? — спросила мисс Хейз.

— Что бы ни случилось, я намерена благоразумно выйти замуж. И когда он вернется за мной, я одержу в игре победу, раз и навсегда. Потому что терпеть не могу проигрывать. Скажу ему, чтобы убирался, что между нами все кончено, что он старик. А потом рассмеюсь, прямо ему в лицо. Это он ненавидит больше всего. У меня давно сложился план. Я посмеюсь над ним.

Мисс Хейз глубоко вздохнула и грузно поднялась на ноги. Она вдруг почувствовала себя очень старой и больной.

— Вы стали такой жестокой, Рене, — тихо и печально сказала она. — Не по годам циничной. Возможно, вы правы, он навсегда вас загубил. Для всех, кого вы любили.

7

Ночью ненастье отбушевало, к рассвету ветер разогнал тучи, небо стало чистым, ясным, ярко-синим. Настало сияющее воскресное утро, и Рене вместе с тетей и кузинами пошла к мессе. Впереди нее в церкви сидел Оливье, он обернулся на скамье и нежно ей улыбнулся. Судя по всему, не держал обиды за вчерашние ее слова, и Рене была ему благодарна. В ответ она тоже улыбнулась — какой смысл ссориться с партнером, когда впереди турнир.

Затем, во время позднего завтрака в доме тети Изольды, Оливье настоял, чтобы Рене не ела ничего, кроме легкого салата.

— Так вы будете лучше играть, — уверял он.

Вскоре после завтрака на корт начали прибывать зрители, рассаживаясь на лавках, специально ради такого случая заимствованных в здешней школе. Старшая кузина Рене, Жозефина, со своего места наблюдала за происходящим, с высокомерной улыбкой на лице, последним приютом ревности. Жозефина была бледная, болезненного вида девушка с длинным лицом, сама она в теннис не играла, заявляя, что этот спорт «не для дам». Рене, конечно, знала правду: Жозефина совершенно неспортивна и боится опозориться.

Рене и Оливье легко выиграли первые три тура и вышли в финал.

— Послушайте меня, Рене, — сказал ей партнер. — Мы пока что легко выигрывали, но это не повод для самонадеянности. Последний тур будет намного труднее. Хотя я играю лучше Эрика, Надин опытнее вас и сильнее. Они постараются использовать наши слабости.

Рене рассмеялась; легкие победы действительно внушили ей некоторую самоуверенность.

— Мне не нравится, когда меня называют нашей слабостью, — сказала она.

По жребию подача