Спектроскоп души - Эдвард Митчелл

А потом я вернулся в свою комнату на Бридестраат. Там меня ждал теперь лишь один-единственный товарищ – молчаливые часы.

Ι

Двадцатого мая 1881 года (начал свой рассказ в курительной комнате отеля «Галлия» Джон Николас) я провел весь день и часть ночи в доме моего доброго друга Скотта Джордана, управляющего железной дорогой Блумсберг–Лайкоминг. Джордан жил в живописном предместье в нескольких милях от Филадельфии. О его характере стоит сказать пару слов.

Он относится к категории чрезвычайно суеверных и в то же время чрезвычайно практичных людей, которых на свете гораздо больше, чем вы себе представляете. Доказательством его честности и деловой хватки могут служить полдюжины спроектированных, построенных и оснащенных им железных дорог, которые приносят прибыль своим законным собственникам. Если требуются какие-либо доказательства верности его суждений, то их можно найти у него в сейфе, забитом ценными бумагами. Как мне представляется, по умению руководить людьми и сложными предприятиями Скотт Джордан больше всех других известных мне капиталистов-подрядчиков походит на Томаса Брасси. Его имя в совете директоров служит залогом последовательного, рассудительного и в то же время решительного руководства. Я бы и сам охотно передал ему контроль над всеми моими скромными сбережениями до последнего доллара.

Надо добавить, что этот общительный пожилой джентльмен любит, когда его считают человеком с хорошим вкусом. Словом, он в полном смысле этого слова человек от мира сего, погруженный в дела и заботы сегодняшней реальности. И вместе с тем, половину своей жизни он проводит в другом мире. В том странном мире, где банджо играют и колокола звонят сами по себе, где из-за покрова неизвестности тянутся костлявые руки призраков и где туманные фигуры, относящиеся ко всем эпохам истории, встречаются лицом к лицу.

Дом Джордана – настоящая кормушка для профессиональных шарлатанов по части спиритизма. Они присасываются к нему, как пиявки, – все эти спириты, медиумы, знахари, ясновидящие, заклинатели, гадалки, демонстраторы сверхъестественных духовных и физических способностей, мужчины и женщины, молодые и старые, процветающие и нищие.

Джордан как-то признался мне, что на всю эту шушеру он ежегодно тратит от двенадцати до пятнадцати тысяч долларов. Когда они стучатся к нему в дверь, он приветствует их как соратников в его неустанных поисках истины. Они живут у него, как коронованные особы, каждое утро получая свой гонорар за вечернее представление. Джордан по-королевски обхаживает всех этих «египтян» и «греков», пока не поймает их на каком-нибудь крупном мошенничестве. Тогда он беседует с ними на манер огорченного папаши и отправляет прочь с бесплатным билетом на одном из своих поездов, одновременно готовясь пройти по тому же пути с очередным претендентом.

Как вы понимаете, джентльмены, я отправлялся в гости к Джордану с большим интересом.

В доме у него я обнаружил несколько профессионалов, но из друзей хозяина я был один. Впрочем, Джордан никогда особо не выделял своих приятелей и близких знакомых. Надо отдать ему должное – он демонстрировал старомодную учтивость по отношению к самым отпетым проходимцам.

– Я считаю за честь принимать этих людей, – говаривал он слегка высокопарно. – Ведь они снисходят ко мне, приводя с собою в мой дом королей, великих поэтов и художников, да и вообще умнейших и достойнейших людей всех времен и народов.

Если свидетельство Джордана в данном вопросе имело тот же вес в любом суде Пенсильвании, что и по проблемам железных дорог, то в его личном кабинете на самом деле побывали умнейшие и достойнейшие люди всех времен и народов от Сократа до Джорджа Вашингтона.

За обеденным столом я имел удовольствие познакомиться с прославленными кабинетными медиумами мистером Джоном Робертсом и его братом Уильямом. Лица у этих парней были самые злодейские. Меня также в должной форме представили мистеру Хельдеру, джентльмену с чахоточной внешностью, обладателю выдающихся созидательных способностей, пышной леди, чью фамилию я не запомнил, но которая практиковала лечение по методике известного доктора Раша, миссис Блэкуэлл, медиуму-материализатору, и ее дочери, которую называли миссис Уорк, молодой леди с черными глазами, по слухам, обещавшей стать процветающим цветочным и моделирующим медиумом. Правда, самого мистера Уорка мы так и не увидели.

Мне показалось, что миссис Уорк смотрела на меня во время обеда довольно благожелательно. Другие профессионалы вели себя со сдержанной подозрительностью. Они украдкой разглядывали меня, словно пытаясь определить степень моей компетентности. Я, улучив момент, сделал несколько замечаний, которые, похоже, немного успокоили их. Джордан вел себя как радушный хозяин и совершенно не замечал всей этой возни.

После обеда в библиотеке моего друга начались обычные фокусы с притушенным газовым освещением. Небольшая смежная комнатка, отделенная от библиотеки портьерами, служила кабинетом. Уильям Робертс позволил мне связать его бельевой веревкой. Он произвел какие-то стандартные манипуляции и затем объявил, что обстановка для опытов сегодня неблагоприятная.

По требованию Джордана в кабинет зашла миссис Блэкуэлл. В щелях между портьерами замелькали чьи-то руки и туманные белые лица. Миссис Уорк села за пианино и довольно приятным голосом исполнила песни Бернса «Брюс шотландцам» и «Пробираясь до калитки». Когда она повторила эти мелодии несколько раз, в белом облаке наконец появился во весь рост призрак женщины, которая провозгласила, что она Мария Стюарт, королева Шотландии.

Мария несколько раз исчезала за портьерой и снова появлялась. Наконец, видимо, набравшись смелости, она рискнула выйти из кабинета на несколько шагов вперед и сделала реверанс. Джордан шепотом обратил мое внимание на божественную красоту ее лица и одежды. Потом он почтительно осведомился, разрешит ли она приблизиться к себе постороннему. Легким наклоном головы Мария соизволила оказать такую милость. Я встал лицом к лицу с королевой. Она позволила мне слегка коснуться рукой одной из складок муслина, который скрывал ее фигуру. Ее лицо было так близко к моему, что даже в полумраке я разглядел ее глаза, сверкающие сквозь дырки в дурацкой маске из папье-маше.

Желание схватить Марию и выставить на смех этот обман было почти непреодолимым. Должно быть, я непроизвольно поднял руки, потому что королева вздрогнула от испуга и скрылась за портьерой. Миссис Уорк торопливо встала из-за пианино и зажгла газовый светильник на полную мощность. Во взгляде, который она бросила на меня, я уловил мольбу о пощаде.

Лицо у Джордана сияло от удовольствия.

– Такая прекрасная! – пробормотал он. – И такая любезная!

– Да, прекрасная, – повторил я, все еще не отводя глаз от цветочного и моделирующего медиума. – Прекрасная и необычайно любезная!

– Спасибо! – прошептала она. – Вы великодушны.

Терзаемый стыдом за добровольное соучастие в банальном трюке, я с растущим раздражением слушал восторженные рассказы Джордана о других материализациях, не менее чудесных и убедительных, чем явление Марии, королевы Шотландии. Тем временем медиумы вернулись к обычному вечернему времяпрепровождению. Младший Робертс и мистер Хельдер играли в трик-трак, тихо о чем-то беседуя. Пышная представительница доктора Раша мирно дремала в кресле. Миссис Уорк вязала. Ее мамаша прихлебывала бренди с водой, который, как счел необходимым пояснить мне Джордан, требовался ей для восстановления жизненных сил, щедро потраченных на недавнюю материализацию Марии Стюарт. Обстановка была бы вполне будничной, если бы не громкие удары и не серии резких стуков, которые явственно доносились отовсюду: с потолка, от перегородок и стен, от предметов мебели и из-под пола.