Прими день грядущий - Сьюзен Виггз

– Но…

Рурк быстро закрыл ей рот поцелуем, от которого у Женевьевы даже закружилась голова, и, не прерывая его, взял жену на руки вместе с одеялом и бережно отнес в спальню. Она смотрела на Рурка с нескрываемым любопытством, совершенно не ощущая страха, а чувствуя лишь священный трепет от того, что он любит и хочет ее. Рурк опустил Женевьеву на кровать и начал медленно развязывать ленты на платье.

– Рурк, – ее голос дрожал от томления.

Он ласково приложил палец к губам Женевьевы:

– Позволь мне просто любить тебя, Дженни, пожалуйста, позволь просто любить.

Каждый раз, когда из спальни раздавался нечеловеческий стон, Рурк ощущал острый приступ боли, словно это он сам переносил страдания.

Рурк поморщился, скрипнув зубами, и посмотрел на часы. Прошло уже семь часов с того момента, как у Женевьевы отошли воды, и шесть часов, как начались сами роды. Сколько же еще это может продолжаться?

Ужас ледяной рукой сжал сердце Рурка. Он хорошо помнил горечь утраты Пруденс, после того как она дала жизнь ребенку. Но с Пруденс его связывало чувство ответственности, привязанность, основанная на долге. С Женевьевой все было по-другому. Рурк любил ее со всепоглощающим обожанием, она стала необходима для его существования, как сердце, бьющееся в груди. Рурк знал: если он потеряет Женевьеву, это будет конец.

Десять месяцев она наполняла радостью дни Рурка. Ее смех, игры в саду с Хэнсом, очаровательная сообразительность, с которой она, словно заправский торговец, вела дела фермы, ее возбуждающий сладкий пыл по ночам…

Рурк запустил руку в свои спутанные волосы. Боже милостивый, как же он любил эту женщину! И сейчас каждый ее стон вонзался ему в грудь, как горячий кинжал.

Из спальни, одетая в новое платье и чистый передник, вышла Мимси Гринлиф. Ее вид несколько успокоил Рурка. Казалось, она ничуть не встревожена состоянием своей подопечной.

– Это не дело, – резко заявила Мимси. – Это совсем не дело. Я старалась убедить Женевьеву, но она ничего не желает слушать и настаивает, чтобы ты находился рядом с ней, Рурк.

Легко пронеся свое грузное тело через комнату, Мимси взяла Рурка за руки:

– Я считаю, что мужчинам нечего делать при родах, но твоя упрямая жена думает иначе. Пойдем, но не вини меня, если тебе не понравится то, что ты увидишь.

Рурк торопливо пересек темную спальню и опустился на колени возле кровати, на которой лежала Женевьева. Господи, как ему могло не понравиться то, что он увидел? Было почти непереносимо быть свидетелем боли любимой, но никогда еще она не выглядела более прелестной и храброй, несмотря на разметавшиеся по подушке волосы и мучительную гримасу на лице.

– Это больно, – слабым голосом произнесла Женевьева, с трудом выдавив из себя в перерывах между схватками слова.

Рурк заботливо убрал волосы с влажного лба жены и поцеловал ее.

– Я знаю, любимая. Я готов отдать все, что угодно, чтобы облегчить твои мучения.

Неожиданно Женевьева снова напряглась и схватила его за руку. Рурк бросил через плечо отчаянный взгляд на Мимси и Мими Лайтфут, которые со спокойным участием наблюдали за происходящим.

– Надо срочно послать за доктором, – коротко приказал он. – Здесь что-то не так.

Мимси успокаивающе похлопала Рурка по плечу:

– Все нормально. Это всегда происходит подобным образом.

Он кивнул и мужественно прошел вместе с женой через следующую схватку. Вдруг в дальнем конце дома послышался тихий испуганный плач.

– Хэнс! – разволновался Рурк; уже наступило утро, и мальчик проснулся в пустом доме. – Мими, ступай к нему!

Мими поспешно вышла, чтобы увести Хэнса подальше от путающих криков Женевьевы.

– Рурк, – прошептала Женевьева, с трудом приходя в себя после последней схватки. – Рурк, обещай мне кое-что.

– Все, что угодно, любимая.

– Ели я… если со мной что-нибудь случится, я не хочу, чтобы Хэнс чувствовал… – она поморщилась от боли. – Он наш, несмотря на то, что не мы дали ему жизнь… Я хочу, чтобы Хэнс и этот ребенок были, как брат и… – Женевьева без сил вытянулась на кровати, руки ее дрожали.

– Боже мой, Дженни, пожалуйста, не думай об этом. С тобой ничего не случится.

– Обещай мне, Рурк, – упрямо выдавила она.

– Конечно, любовь моя – искренне заверил ее Рурк.

Он действительно любил мальчика. Упрямство и шаловливость Хэнса делали его еще более симпатичным. Все эти месяцы Женевьева старалась быть для Хэнса хорошей матерью. Она немилосердно баловала его, потакая буквально каждому капризу и отвечая на все, даже незначительные, требования внимания. Женевьева очень гордилась, когда Хэнс называл ее мамой.

Через несколько часов она родила Рурку его собственного сына. Рурк почти плакал от радости и счастья. Женевьева тоже сияла, несмотря на невероятную усталость. Она с восторгом наблюдала, как Рурк собственноручно искупал младенца и положил его рядом с ней на кровать.

– Рурк, – тихо произнесла Женевьева, дотронувшись щекой до нежной паутинки волос сына. – Рурк, мы все-таки сделали это.

Он сел на край кровати и обнял обоих, с гордостью держа в своих руках самое ценное, что у него было в этом мире.

Женевьева нежно поцеловала мужа и посмотрела на сына.

– Здравствуй, сынок, – прошептала она. – Здравствуй, Люк Эдер.

Мимси поменяла белье и направилась к двери, знаками приглашая Мими и Хэнса зайти в комнату. Мальчик в нерешительности шагнул к кровати.

– Иди сюда, сынок, – улыбнувшись, произнес Рурк. – Как ты и хотел, мы назвали твоего брата Люком.

Хэнс с сомнением посмотрел на сверток в руках Женевьевы:

– Больно уж он мал.

Женевьева рассмеялась:

– А вот Мимси утверждает, что Люк – крупный ребенок. По крайней мере, он весит восемь фунтов.

– Можно мне с ним поиграть?

– Боюсь, он еще слишком мал для игр. Но уже совсем скоро ему понадобится такой большой и сильный брат, как ты, чтобы научить его лазить по деревьям и бросать камешки в реку.

– Я не хочу его ничему учить, – заявил Хэнс с хорошо знакомым Женевьеве упрямством.

– Ну, сын, – мягко упрекнул Рурк. – Это же так здорово – иметь брата. Ты увидишь…

– Я не хочу брата! – закричал Хэнс; его резкий голос испугал младенца, и тот заплакал. – Я хочу, чтобы все оставалось по-старому.

Хэнс, хлопнув дверью, выбежал из комнаты.

Женевьева покачала Люка, чтобы успокоить его, и беспомощно взглянула на Рурка. Но он улыбнулся: даже выходка Хэнса не могла сегодня омрачить его счастья.