Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

Затем Васильев вновь взялся за «проклятые ширмы», которые доделать ему не было суждено. Его силы окончательно подорвало соревнование. Более Васильев не работал. Некоторое время он думал, что в августе отправится за границу — ОПХ решило ссужать ему 150 рублей в месяц под будущие картины, не ограничивая в маршруте и сроках. Григорович оставался верен своему принципу отказа от «пустой благотворительности», который критиковался Васильевым. Он однажды довольно резко написал своему благотворителю: «Я — это лотерейный билет, по которому Общество проиграть может скорее, чем выиграть, и вот почему: если я — билет пустой, то Общество проиграет и материальную, и нравственную сторону в этом деле; если же я — билет с нумером, то Общество выиграет только в нравственном отношении».[89]

Федор Александрович прекрасно понимал необходимость завершения художественного образования. Достаточно привести строки одного из его посланий П.М. Третьякову: «Я никогда не мог учиться, ибо на ученье нужны деньги, т. е. не собственно на ученье, а на жизнь в это время. Так как я готовых денег не имел, а напротив имел вместо них семейство… то и принужден был работать, отложив надежду совершенствоваться на лучшее время… Постоянно работая для денег, я не мог заметно продвигаться вперед, не мог совершенствовать свою технику, в обширном значении этого слова.

Я не мог работать над чем-нибудь до тех пор, пока останусь доволен; я должен был работать только до того времени, пока были у меня деньги: вышли деньги — нужно кончать картину. Словом, если я не исписался, даже наоборот, постоянно беру какую-нибудь премию, то этим я обязан не себе, а таланту. Но иметь талант — еще очень мало. Нужно при одном таланте иметь другой — талант правильно и в лучшую сторону развиваться. Я уверен, что имею и этот другой талант, но обстоятельства сильнее человека… Положим, я добьюсь своей цели даже и при таких обстоятельствах, но это будет гораздо позже… (остановить меня может только единственная вещь — болезнь и смерть)».[90]

К сожалению, именно это и произошло. По мнению друзей мастера, его погубило именно самопожертвование ради семьи (матери и брата), которое осуждал Григорович в повести «Неудавшаяся жизнь». 24 сентября 1873 года Васильев скончался, не успев преодолеть все свои творческие, финансовые, социальные проблемы. В таланте живописца, краткая жизнь которого сложилась трагически, современники не сомневались. Приняв участие в пяти конкурсах ОПХ, он победил в трех из них (два остались за И.И. Шишкиным). К радости Григоровича все свои 124 произведения живописец завещал Обществу. Некоторые из них послали на Всемирную выставку в Вену.

Выставленные в декабре 1873 года для продажи в России полотна мастера были куплены, разумеется, еще ранее. Так, Крамской писал Третьякову о том, что интересовавшая его картина приобретена Монигетти и, кроме того, добавил: «Остаются альбомы да несколько рисунков, но и те, кажется, берет Строгонов, а один из альбомов пойдет в Академию».[91] Известно, что из десяти альбомов два оставила себе императрица, забрав их себе еще в Ялте. Доход, полученный Григоровичем, составил более шести тысяч рублей, что почти в шесть раз превышало долг покойного организации.

Знаменское стало для графа Павла Сергеевича не только спасением от пыли и шума большого города и местом для ссылки лишних картин. Это был дом, где он мог вместе с женой предаваться горестным раздумьям об одинокой старости. Ф.А. Васильев, бедный художник, воплощал в какой-то степени его мечту об одаренном сыне.

Графа Александр Сергеевич, полный тезка президента Академии художеств, являлся наследником графа Сергея Григорьевича. Уместно было бы использование приставки второй или младший, у Юсуповых в семействе именовались, к примеру так: Николай Борисович-старший (1751–1830) и Николай Борисович-младший (1827–1891), но Строгоновы такого именования не ввели, и мне придется его использовать только в скобках. Помимо московского университета граф Александр Сергеевич (второй) учился в Крейцшуле в Дрездене — одном из старейших учебных заведений Германии (оно принадлежало к евангелической Крейцкирхе и в тот момент располагалось поблизости от нее).

C. Строгонов начал службу в 1840 году после поездки в Италию, причем, как и впоследствии брат Григорий, поступил унтер-офицером (т. е. подпрапорщиком) в Гренадерский Фанагорийский полк под командованием князя A.A. Суворова, внука генералиссимуса. К 1841 году Строгонов стал уже прапорщиком. Затем оказался на Кавказе. Много событий произошло в его жизни в 1845 году: графа контузило, пострадала левая рука, он получил шпагу «За храбрость», его назначили флигель-адъютантом императора Николая I и, наконец, перевели в лейб-гвардии Преображенский полк подпоручиком. Смены полков и перемещения связаны с любовными историями Александра, доставившего много хлопот отцу.

Уже в Италии за наследником огромного состояния началась настоящая охота отцов хорошеньких дочерей и самих девушек. Она длилась долго, имела множество комических эпизодов, но в конечном итоге закончилась трагедией. В Неаполе некий министр Брокетти мечтал выдать свою дочь за русского богатея. Роман начался и даже развивался, но финал его оказался анекдотическим, ибо отец послал письмо в Россию на имя графа Александра Строгонова. Оно и попало к графу Александру Строгонову, но не к сыну Сергея Григорьевича, а к графу Александру Григорьевичу, исполнявшему в ту пору обязанности министра внутренних дел.

Курьез разбил надежды племянника, если таковые и существовали, и незадачливого неаполитанца. Другая подобная история произошла с первым полковым командиром Строгонова князем A.A. Суворовым, строившим, по Ф. Буслаеву, планы относительно Александра и своей сестры Варвары (1803–1885), действительно овдовевшей в 1835 году, но бывшей на 15 лет старше «жениха».

Самому графу нравилась Елена Львовна Боде, сестра известного археолога-строителя «русской усадьбы» М.Л. Боде-Колычева и будущая жена А.И. Баратынского (1813–1890), но союз с идеологически родственной Строгоновым семьей предотвратил властный гувернер, посмевший объяснить девушке, что Александр ее не достоин. Все это были легкие платонические полуроманы. Иного рода сложились отношения графа Александра Сергеевича с замужней дамой — Марией Петровной Валуевой, урожденной Вяземской, дочерью поэта и супругой П. А. Валуева, в то время скромного чиновника особых поручений при рижском губернаторе, а впоследствии известного государственного деятеля эпохи императора Александра II. Петр Александрович, с которого, как считается, A.C. Пушкин списал своего Петра Гринева, вел себя «умно».

Большая гостиная на фотографии Дж. Бианки