Андрей Рублев - Павел Северный

– Смиренно служа Господу, именуюсь матушкой Феодотией. Мельник поминал, будто ты иконник и возымел пожелание повидать меня.

– Так, матушка.

– Вот и позвала я тебя. Чего молчишь? Сказывай, откуда в обитель пришел? А главное, с какой для обители надобностью?

Нехотя выговаривая слова, Феодотия, зевнув раза два, шагала по горенке, оправляя широкие рукава черной холщовой рясы и не давая Андрею рта раскрыть.

– Сказывай только гольную праведность, как на исповеди. Лишними словами меня не утруждай.

– Матушка.

– Не торопись! Не все высказала. Как же возымел ты смелость сказаться иконником, ежели годами не разбогател? Хвастлив ныне стал народ, – посетовала она.

– Дозволь, матушка.

– Погоди. Наперед скажи, от кого дознался о пути в нашу обитель?

– В Юрьевом монастыре от инока Евлогия.

– А пошто понадобилась тебе наша обитель?

– Дозволь сказать, матушка.

– Аль запрещаю? Жду твоего сказа, а ты молчишь. Сказывай поскорей. У меня забот и без тебя хватает.

– Обеспокоил тебя потому, что надобно мне повидать матушку игуменью.

– Пошто у тебя эдакая надобность?

– Дознаться, нет ли в обители надобности в работе иконника.

– Икон в обители избыток. Поди, видал в храме, в каком они справном обиходе.

– Спрос имею к игуменье. Хочу дознаться.

– Обо всем у меня дознавайся. Игуменья недужит.

– Сделай милость, уважь просьбу и допусти.

– Сказала, недужит матушка. Разумей, упрямец. Чем докажешь, что иконником значишься? Кто тебя знает? В обитель и с недобрыми помыслами заходят.

– Может, поглядишь?

Андрей развернул холстину, вынул икону. Монахиня, взглянув на нее, взяла в руки.

– Ежели почтешь образ за недоказанность, новую сотворю.

Всмотревшись в икону, Феодотия вскинула брови, сжав пухлые губы, с удивлением смотрела на Андрея.

– Эдакое лепое сотворение.

– Сделай милость, отдай матушке Рипсимии, как одарение от грешного раба.

Монахиня недовольно спросила:

– Кажись, поучаешь? Будто сама не знаю. Как же хочешь одарить нашу святительницу образом без достойного оклада?

– А сей образ грешно окладом прикрывать. Ему свет надобен.

– Ишь, что высказал!

– Жаль свет красок от людских глаз скрывать.

– Да уж сам ли ты ее сотворил?

– Ежели не веришь, то по твоему желанию новую сотворю. Покажи образ матушке Рипсимии. Окажи милость. Водится у меня спрос к матушке.

– Опять про спрос помянул. Давай холстину.

Взяв холстину, монахиня бережно завернула в нее икону.

– Так надумала. Образ матушке покажу.

– Благодарствую.

– Ежели он ей придется по душе, то и про твою просьбу помяну. Гляжу на тебя и не верю, что образ твоих рук и разума сотворение. И хотя веры тебе нет, образ покажу. После обедни в субботу со двора не сходи. Может, понадобишься. Как нарекли при крещении?

– Андреем.

– Новгородский человек?

– Нет.

– Тогда шибко не надейся, но веры не теряй. На все воля Божья. Может, матушка и явит тебе свою милость, выслушает твои слова, кои ты мне доверить не хочешь.

– Прости, не гневайся.

– Ступай!

Андрей отвесил поясной поклон.

– Правду молвил, что образ твое сотворение?

– Аль стану враньем грешить.

– Ступай…

Сомневаясь, что своенравная Феодотия допустит его к игуменье, Андрей на следующее утро, после ранней обедни, обратился с просьбой к настоятелю храма, отцу Ираклию.

Священник отнесся к просьбе с пониманием, дав обещание при случае ее выполнить. Видя доброжелательность священника и желая проверить искренность Феодотии, Андрей осведомился о здоровье игуменьи, но, сославшись на то, что не стоит вести разговор на паперти, на глазах послушниц, священник от ответа уклонился и предложил для беседы зайти в садик возле его избы.

Садик священника невелик. Растут в нем черемухи, кусты малины и расставлены ульи. Сев на завалину под окном с резным наличником, Андрей повторил свой вопрос, и священник, на минуту задумавшись, сообщил, что игуменья пребывает в монашестве сорок лет, обличием она по всем статьям видная, но горбатая. Из-за этого и старается реже показываться людям на глаза. Помянув о разумности матушки Рипсимии, священник подчеркнул, что она женщина на удивление начитанная и мудрая толковательница Божественных истин Священного Писания и что благолепое украшение храма резьбой сделано по ее настоянию.

Сплетая слово со словом, священник поведал, что хозяйка обители из простого сословия. Всегда чутка к нуждам черных людей. А Феодотия старается отгородить ее от простого народа и охотно допускает к ней богомольцев от боярства и купечества. Но монастырь на отшибе, и знатные богомольцы в нем не часты.

Феодотия обещание выполнила. В субботу после обедни Андрей был допущен к игуменье. Накрапывал дождь, когда Андрей в чистой рубахе и с волосами, намасленными из лампадки, в сопровождении послушницы вошел в монастырский сад и направился по дорожке, усыпанной речным песком, к покоям игуменьи.

Игуменья вошла в горницу быстрым шагом. Благословила Андрея. Он хотел встать на колени, но монахиня твердо сказала:

– Не трудись! Дай взглянуть, каков ты. А ведь и впрямь молод.

Священник, описывая игуменью, умалил ее внешность. Перед Андреем стояла высокая, худощавая, сутулая из-за горба, красивая женщина с большими карими глазами под перышками густых ресниц.

Суконная ряса игуменьи опоясана аксамитовым синим поясом, на голове камилавка, на груди на серебряной цепочке деревянный крест с серебряным накладным распятием. Горошины четок обвивают левую руку.

Оглядев Андрея, игуменья села в кресло и спросила:

– Кто благословил тебя на живописание святых икон?

– По повелению отца Сергия из Радонежа постигал мудрость иконописания у отца Паисия.

– Подай икону с аналоя.

Взволнованный Андрей подал свою икону.

– Ноне писана?

– Ноне по весне.

– Сколь ни гляжу на нее, а всякий раз лик Матери Божьей вижу инако. Однако должна тебе сказать, – не отводя взгляда от Андрея, начала игуменья, но, заметив его волнение, смолкла, а потом продолжала: – Не знаю, как и сказать о своем сомнении. Не хочу неверным высказом обидеть тебя. В моем грешном понимании всякое сотворение – это чудесное явление Господней милости. Милости, сотворенной разумом и руками человека для его житейской благости.