Хлеба и чуда (сборник) - Ариадна Борисова

Редактор слегка дрогнул бровями. Через секунду на лице воцарилось индейское спокойствие. Нечему удивляться. Существуют партия любителей пива, Международный комитет по сохранению Пизанской башни, так почему не объединиться бомжам?

– Садитесь, пожалуйста.

Я с максимальным энтузиазмом изложила просьбу осветить создание новой организации в газете и вообще поддержать: выразительно потираю пальцами. Речь без подготовки получилась сумбурной, но серьезность пока идеальна. Чувствую, что ненадолго, смех во мне так и бурлит.

Эдуард Михайлович отлично справляется со своей ролью – весь сочувствие и понимание. Осторожничает, прикидывает, как с меньшими потерями избавиться от руководителя дурного общества.

– Мы обязательно отправим корреспондента в вашу ассоциацию…

– … имени Шекспира…

– … да, конечно, но экономическое положение у нас, к сожалению, таково, что…

Я больше не могу. Меня трясут и корчат конвульсии смеха. Редактор растерялся – у посетительницы явно какой-то приступ. Торопливо протягивает графин с водой. О стакане забыл.

– Вам плохо? Может, «Скорую» вызвать?

Мотаю головой. Предательские спазмы выжимают слезы из глаз и… столь дикого хохота не слышали эти стены. Мой визави застыл с открытым ртом и графином в руке.

Сокрушенно всплескивая ладонями, в приемную ворвался Морин. Увы, ничем уже не помочь. Инкогнито раскрыто – я заливаюсь, задыхаюсь, закатываюсь, я вот-вот свалюсь на пол и задрыгаю ногами.

Смятенное лицо Эдуарда Михайловича отражает сложную смесь эмоций.

– Это… вы? – заикается он. – Это вы – в‑вице…?!

Секретарь братски поддерживает новый взрыв неприличного ржания.

– Она, она! А-ха-ха-ха! Ассоциация имени… ха-ха-ха! Бедный сэр Уильям!

До конца рабочего дня наше с Назаровым похождение, с его ремарками, пришлось пересказывать раз пять. «Ха-ха» не смолкало. Врученную Мориным пачку писем из клуба «Многодетная семья» я решила пересмотреть дома. Вечером смеялась с мужем, с Л. Н., с одной подругой по телефону и со второй…

А ночью – плакала.

Из письма мамы с шестью детьми я узнала рецепт лепешек из комбикорма для свиней. Это был хлеб семьи. Таким бартером полгода расплачивался со своими работниками один из совхозов. Другая мама писала, что ее двенадцатилетняя девочка закрывает глаза братишкам и сестренке, когда люди на экране едят. Родителям задерживают зарплату с мая прошлого года. Семья в глаза не видела новых, деноминированных рублей. А четверо малышей вдовы, которая год назад похоронила мужа и продала все сколько-нибудь ценное в доме, неделю не ели хлеба…

Верно говорят: не смейся сильно, будешь плакать. Эх, где вы, чудесные, душой широкие Ильи Муромцы и Деды Морозы с подарками?!

Где-где.

На картине Васнецова и в сказках.

– Отчаялись матери, вы уж извините, – оправдывалась утром председатель клуба «Многодетная семья», когда я занесла ей вчерашнюю выручку и пакет с детскими книжками. – Были бы тунеядцами, нищими попрошайками, но ведь работают люди! Работают! И голодают. Куда только я не ходила. В министерствах смотрят как на вечную просительницу. Чиновники про нас шутят – МММ, слышали? Опять, говорят, эти Многодетные Малоимущие Мамаши приперлись… Вот я и подумала: а если письма в газете опубликовать? Может, тогда кто-то поможет семьям в местах их проживания?..

Мы так и сделали. Председатель передала городские семейные списки нуждающихся в бытовой технике, одежде, обуви, постельном белье. Еда стояла на первом месте против каждой фамилии. Дом печати провел внутреннюю акцию по сбору детских вещей, книг, игрушек. Редакция разослала письма с просьбой о помощи руководителям высоких ведомств, больших предприятий, депутатам…

Не отозвался никто.

… Кроме пяти человек. До сих пор очень хочется огласить скромные имена этих народных избранников, пожертвовавших по пятьдесят – сто рублей. А имена тех, кто не нашел времени откликнуться, заседая на всевозможных мероприятиях, посвященных «социальной реабилитации и адаптации семей в обстановке сложного рыночного периода», заняли бы полкниги.

Зато отозвались простые люди. Большинство не выглядело состоятельными. Впрочем, приезжали и на крутых «тачках», везли холодильники, стиральные машины. Поднялась огромная волна дары приносящих (не данайцев). Деньги отсылали по адресам…

Мой пятничный материал не понравился Распутину.

– Всякую фигню про меня написала. И этот… Назаров ваш тоже… Обманщик! Я же просил не фотографировать!

Честно сказать, я там присочинила с Отелло, опустив шекспировские страсти, и чувствовала себя виноватой.

Вечером дочь своими глазами видела, как пьяный Распутин демонстрировал номер «толстушки» двум бабусям, присматривающим за ребятней на детской площадке.

У Л. Н. окончательно сломался не раз ремонтированный телевизор. Лишившись любимой «Санта-Барбары» и новостей, она села на диету, ибо наш человек согласен на любой голод, кроме информационного. К Новому году соседка вознамерилась купить не какой-нибудь «Рекорд» в магазине, а «Самсунг» по объявлению или даже «Сони».

Через месяц пришли работники жилищного хозяйства и приколотили замок к двери техэтажа. Перед уходом Распутин подарил Л. Н. свой телевизор. То есть перед отъездом.

– К жене уехал, – объяснила она.

– К жене?! Разве он…

Я рассказала о признании нашего знакомца в душегубстве.

– Ай-яй, и вы поверили, – покачала головой соседка. – Какой из него Отелло? Распутин же мухи не обидит. Да и не Распутин он вовсе, другая фамилия. Сидел – это правда. Бухгалтером был, растрата, наверное. В зоне его хватил инсульт, стал инвалидом. Домой решил не возвращаться, вышел и забомжевал. А жена звала, позванивал он ей. А вы – «задушил»… Характер у человека такой, сложный. Дай бог ему всего хорошего.

«Самсунг» работал у Л. Н. три года, потом восемь лет у нас, после того как она продала квартиру и уехала к дочери в Красноярск.

Давно отбыл куда-то шеф секретариата Морин. Нет на земле Эдуарда Михайловича Рыбаковского – одного из лучших редакторов и человеков. Не стало многих, кто составлял крепкое ядро старой редакции. Я работаю в единоличной рукописной мастерской. Факт моего ремесла не зафиксирован в трудовой книжке.

Пока мы вне литературного процесса строили демократическое общество и стояли в очередях, успели подрасти дети, которые тотально нуждаются в чтении, но, боюсь, в большинстве этого не осознают. Зато они прекрасно знают вкус шейки ла Манча, жареной с оливками севрюги и ананасов в сиропе. По ходу все меняется со значениями слов. Если в магазине появляются новые товары, никто не скажет, что их выкинули. Апельсинов-бананов, рыбы-мяса, сыра-колбасы – завались.