Пандем - Марина и Сергей Дяченко

Алекс стоял у бортика, глядя, как ныряют, выныривают, плавают наперегонки, брызгаются, скатываются с водяных горок разнообразные дети от года до десяти; когда кто-нибудь из них уходил в воду дольше, чем на минуту, Алекса захлёстывал древний, не подчиняющийся разуму инстинкт: нырнуть, достать, спасти немедленно.

Он плавал плохо, а нырял и того хуже. Мог бы он вытащить свою внучку с глубины хотя бы в три метра, если бы она, внучка, тонула?

– Папа, – позвал его Александр Тамилов-младший, Шурка. – Чего ты там ищешь?

Алекс огляделся. Никто, кроме него, не стоял у бортика; молодые мамаши с молодыми папашами читали книжки и разговаривали друг с другом. Только чья-то бабушка – полная женщина немногим старше самого Алекса – вертела головой, стараясь не выпускать внука из виду.

– Ты чего? – удивился Шурка. – Что она тебе, утонет, что ли?

– Зачем ты вообще нужен? – раздражённо спросил Алекс, усаживаясь рядом в садовое кресло. – Ты, отец?

Посреди бассейна раскручивалась вертушка – то горизонтально, как карусель, то под углом, то вертикально, как мельничное колесо. Дети постарше с визгом цеплялись за поручни, пролетали в воздухе, разбрасывая брызги, плюхались в воду и уходили в глубину, чтобы вынырнуть с другой стороны, снова взлететь на воздух, оторваться и шлёпнуться, и вынырнуть со смехом и фырканьем.

– Ты опять, – печально сказал Шурка.

– Я опять, – Алекс скрестил руки на груди. – Я всё время… вы смотрите на меня, как на дурачка. Как на городского сумасшедшего. И ты, и мама, и Вика, кстати, тоже.

– При чём тут Вика? – насупился Шурка.

Пробегающий мимо пацанёнок лет четырёх выронил на траву обёртку от мороженого. Вернулся, молча подобрал обёртку, пустился к ближайшему утилизатору.

– Ты окончательно решил? – спросил Алекс.

– Что? – Шурка смотрел, как летает над водой красно-жёлтый глянцевый мячик.

– Насчёт работы?

– А… да. Агрегаты и узлы.

– Ещё одна Пандемова марионетка, – Алекс отвернулся. – Ещё один живой манипулятор. Ещё одна светлая голова, которая будет работать проводником Пандемовых идей…

– Что ты предлагаешь? – помолчав, спросил Шурка.

Алекс пожал плечами:

– Да ничего… Тебе решать. Я бы на твоём месте не спешил бы так. В строй.

– Какого чёрта, – Шурка, по всему видать, с трудом сдерживал себя. – Знаешь, ты иногда просто… Я, конечно, почуял, в чём дело, ещё когда ты вызвался сюда, посмотреть на Юльку. На Юльку тебе, как я понимаю, плевать… Но почему тебе так хочется сказать гадость? Да, я хочу работать на космическую программу! И буду делать то, что мне скажет Пандем! Потому что это его идея и его проект! Потому что я мог бы сидеть в норе, изобретать велосипеды, как малыши в технических школах…

– Мне – плевать на Юльку?

– Ну конечно. Ты с ней хоть раз говорил о чём-нибудь? Кроме «Здравствуй, внученька, как дела»? Или ты думаешь, что можешь её воспитать лучше, чем Пандем?

– Ну, всё, – Алекс поднялся. – Финиш. Папаша признаётся, что даже не пытается воспитать своего ребёнка, потому что Пандем это сделает лучше него…

– Не передёргивай, – Шурка был очень красный. – Это моя дочь, я её понимаю и люблю… Но без Пандема я её понимал бы хуже!

– Прости, – сказал Алекс – Я опять сел в лужу. Опять попытался убедить тебя в чём-то, в то время как Пандем…

– Ты – убедить?! – Шурка тоже встал. – Это называется убедить? Ты просто достал уже всех, и меня, и маму, и Вику, между прочим!

– Не ругайтесь, – сказала Юлия Александровна, возникая в траве между отцом и дедом.

Алекс, начавший было отвечать, осёкся.

– Пандем просил передать, – сообщила Юлия Александровна, вытирая двумя тоненькими пальцами мокрый нос, – просил передать, что я вас обоих люблю-у.

С длинных волос её струилась вода.

* * *

– Аля, я тебя в самом деле достал?

Алекс сидел на куске бронзы – ещё вчера это была абстрактная скульптура на магнитной подушке, но сегодня утром автор, одержимый творческими метаниями, собственноручно низверг своё творение с пьедестала. Александра не стала вызывать автоуборщик – по её мнению, будучи брошенной на землю, скульптура значительно выиграла и превратилась из посмешища галереи в украшение её.

Алекс, инстинктивно любивший всё, в чём заключён был бунт, выбрал для сидения именно бронзовые останки.

– Аля, наш сын сказал, что я достал тебя, его и всех. Наш сын – болван при Пандеме, к этому я привык. А ты? Тебя я тоже достал?

Александра проводила взглядом группку запоздавших экскурсантов. Их смеющиеся голоса прыгали от одной глыбы к другой; музей под открытым небом назывался «Поляна видений» и полностью соответствовал названию. Александра гордилась сложной и продуманной структурой экспозиции: скульптуры (по условиям устроителей не менее двух метров в высоту) выстраивались таким образом, чтобы эмоциональное состояние идущего сквозь экспозицию человека плавно менялось от экспоната к экспонату, и, чтобы пройдя через «созерцательный», «беспокойный» и «печальный» модули выставки, посетитель выходил из неё с ощущением едва ли не эйфории.

Александра перевела взгляд на сидящего Алекса. Подошла, положила руки на опущенные плечи, поцеловала в редеющие на макушке волосы.

Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что бросить школу в шестнадцать лет и выйти замуж за невыносимого подростка, каким был Алекс, её принудило не сочувствие и ни в коем случае не любовь, а тайное знание. Так получилось, что она единственная в целом свете знала, как уязвим на самом деле этот «анфан террибль», какой у него, ходячего источника конфликтов, низкий болевой порог. Что он защищается, нападая, и что его выходки – всего лишь реакция на постоянные раздражители, почти незаметные прочим, зато невыносимые для мальчика без кожи. И что в целом мире у него нет ни одного защитника, потому что миру кажется, будто уж этот-то в защите не нуждается…

Но пусть у неё было в какой-то момент желание податься к нему в адвокаты – она вышла замуж не за подзащитного, а за бойца. Он был воин в душе, солдат и мужчина, стойкий оловянный солдатик; наверное, жена единственная понимала, что приход юного Алекса в военное училище вовсе не был демаршем: восемнадцатилетнему Александру Тамилову хотелось привести свою жизнь в соответствие со своей сутью…

– Разумеется, ты достал меня, – сказала она, расправляя рубашку на его плечах. – Давным-давно. Что в этом удивительного?

– Давай жить вместе, – сказал Алекс.

– Да, но мы ведь живём вместе…

– Нет. Давай как раньше. Пусть у нас будет один дом. И, когда ты куда-то поедешь, пусть я поеду с тобой.

– Гм, – сказала она, слегка сбитая с толку. – Да ведь тебе не будет интересно таскаться по всем моим презентушкам, марафонам… Во-первых, ты всегда был равнодушен к «изо». А во-вторых – как мы с тобой уживёмся, ты представляешь себе?