Первая мировая. Убийство, развязавшее войну - Грег Кинг

Потиорек фактически игнорировал все предупреждения. Йосип Сунарич, вице-президент боснийского парламента, говорил, что эрцгерцогу угрожает в Сараево опасность, но губернатор лишь отмахивался от него. Граф Коллас (Collas), начальник политической секции Боснийской областной администрации, говорил Потиореку, что визит будет опасным и лишь спровоцирует молодых членов сербских националистических обществ к насильственным действиям; Потиорек отклонил все его опасения, говоря, что граф «боится детей». Пришедший из Вены рапорт военной разведки предупреждал о существующей опасности и указывал, что должны быть предприняты все меры для обеспечения безопасности эрцгерцога, — Потиорек с недовольством порвал документ.

Министерство иностранных дел, Министерство внутренних дел, австрийское консульство в Белграде, австрийская военная разведка, а также другие органы предупреждали об опасности этого визита. В 1913 г. статья из сербской эмигрантской газеты, выходившей в Чикаго, привлекла внимание Вены. «Наследник австрийского престола, — писалось в статье, — объявил о своем визите в Сараево следующей весной. Каждому сербу следует обратить на это внимание! Если наследник престола хочет приехать в Боснию, мы будем рады оплатить ему дорогу! Сербы, возьмите все, что можно: ножи, ружья, бомбы или динамит! Совершите святую месть! Смерть династии Габсбургов!» За несколько недель до визита во всех православных церквах Сербии были распространены брошюры, в которых эрцгерцог назывался «собака Эсте», а София — «чудовищная, грязная чешская шлюха», и содержались призывы к их убийству. В конце мая министр иностранных дел Берхтольд послал Билинскому ноту, в которой предупреждал о том, что сербские агитаторы и сербская пропаганда «ясно говорят о том, что Босния — это сербская земля» на время визита эрцгерцога. Билинский связался с властями Сараево, но Потиорек ответил, что в советах Вены «не нуждались и не нуждаемся». Потиорек неоднократно заявлял, что для обеспечения безопасности визита делается все необходимое.

И все же в действительности ничего не было сделано. До сих пор сохраняется предметом споров, являлось ли это случайностью или примером самой большой бюрократической глупости из когда-либо случавшихся. Теория заговора, говорящая о возможной причастности официальных австрийских лиц к событиям в Сараево, обретает явный смысл, когда речь заходит об очевидной халатности. Учитывая явно плохие решения, которые принимал упоминавшийся Потиорек, высказывались предположения, что его вопиющая некомпетентность могла иметь под собой скрытые намерения. Генерал-губернатор оказался неспособным даже на элементарный здравый смысл в вопросах, касавшихся обеспечения безопасности на время приезда в Сараево знатных посетителей.

По мере того как приближалось время визита, Франц Фердинанд начинал все больше волноваться. Конечно, нельзя было сказать, что он жил в страхе за свою жизнь. Эрцгерцог знал, что есть те, кто его ненавидит, и что он является хорошей мишенью для убийц. Он часто упоминал об этом как о данности и принимал как часть своей жизни. Например, он сохранял совершенное спокойствие, когда в Швейцарии полиция схватила двух турецких анархистов, намеревавшихся его убить. Франц Фердинанд не любил детективов, которые всегда ходили за ним тенью, и боялся, что люди подумают, что он испугался; он мирился с ними только потому, что они были неотъемлемой частью императорской жизни и потому, что их присутствие облегчало заботы Софии. Когда однажды ему предложили предпринять дополнительные меры безопасности, он ответил: «Меры предосторожности? Рекомендации начальника полиции? Мне все это представляется чушью! Мы все в руках Бога. И все, что происходит, — Божий промысел… Бить тревогу и опасаться — значит парализовать свою жизнь. Бояться — всегда очень опасный бизнес».

Но что-то в предстоящем визите в Сараево страшило эрцгерцога. «Вся эта поездка, — вспоминает его секретарь Никич-Буле, — пугала эрцгерцога с самого начала». Айзенменгер, который был достаточно близким к Францу Фердинанду, чтобы понимать его личные взгляды, вспоминал, что, когда речь заходила о визите в Сараево, эрцгерцог считал, что повод для поездки «достаточно неприятный», и признавался, что было бы гораздо лучше, «если бы император доверил эту миссию кому-нибудь другому».

В начале мая 1914 г. Карл и Цита посетили Франца Фердинанда и Софию в Бельведере. За ужином шел обычный приятный разговор. Но как только София покинула комнату, чтобы уложить детей, Франц Фердинанд повернулся к Карлу и прошептал: «Я не хочу, чтобы ваша тетя слышала это, но я знаю, что скоро буду убит. В этом столе лежат документы, касающиеся вас. Когда это произойдет, возьмите их».

Может быть, дело было в том, что многочисленные предупреждения так повлияли на эрцгерцога? То, что нечто подобное должно было случиться, теперь представляется достаточно ясным. Усиливающиеся плохие предчувствия Франца Фердинанда относительно этой конкретной поездки представляют разительный контраст его обычным, спокойным отношениям к возможным опасностям. Франц Фердинанд неохотно признавал свои опасения и, будучи неспособным дать им логичного объяснения, не раз пытался уклониться от этого визита. Сначала он пытался использовать в качестве повода для отказа здоровье императора. 20 апреля Императорский двор выпустил бюллетень для населения, в котором сообщалось, что Франц Иосиф страдает от бронхита. Несколько недель он был серьезно болен, а его здоровье было сильно ослабленным. Через месяц основная опасность для здоровья миновала, о чем и сообщил бюллетень, выпущенный 23 мая. Но эрцгерцог не удовлетворился этими сведениями и поручил барону Румерскирх связаться с Монтенуово и добиться высочайшего разрешения об отмене своего присутствия на маневрах. Он сказал, что, с одной стороны, беспокоится за здоровье императора, а с другой стороны, думает, что местное население может быть оскорблено его неофициальным визитом. Оба этих довода были явными отговорками. 21 мая Монтенуово ответил, что нет необходимости отменять визит по причине императорского здоровья, так как «выздоровление идет хорошо и через несколько дней Его Величество сможет снова ходить, и если все будет идти нормально, к концу июня его силы полностью восстановятся». Но Монтенуово был согласен со второй причиной отмены визита, говоря, что «в отношении этих восточных народов» было бы действительно лучше, если бы Франц Фердинанд отложил свой визит в Боснию до тех пор, пока не станет возможным провести его с необходимыми «большой помпой и церемониями».

Это было частное мнение Монтенуово, но победило решение императора. Ранним утром 7 июня эрцгерцог в течение сорока пяти минут встречался со своим дядей в Шёнбрунне. Он просил освободить его от этой поездки. Эрцгерцог указывал на то, что жара, стоящая в это время года в Боснии, может оказаться вредной для его легких. Но император отказался. Позднее Цита рассказывала, что император, «оставляя окончательное решение за эрцгерцогом, ясно дал понять, что хотел бы, чтобы эта поездка состоялась». Таким образом, император указал «на большое значение» этой поездки.

«Делай как хочешь», — сказал император своему племяннику. Как писал один историк: «Переводя на простой язык, это означало, что он не видит оснований для отмены решения, которое уже было принято. Франц Фердинанд должен был поехать. Ответом императора был не карт-бланш, а распоряжение. Таким образом, он дал понять, что вопрос закрыт». Император не оставил эрцгерцогу никакого выбора. Какие последствия могли бы последовать, если бы эрцгерцог отказался? Скорее всего не было бы больше никаких приглашений, никаких уступок Софии и, возможно, даже последовало бы его снятие с поста генерал-инспектора армии. Оказавшись перед лицом всех этих возможных последствий, эрцгерцог с неохотой согласился на поездку.