Танкист - Юрий Корчевский

О Втором фронте много говорили, потому как реальных успехов у союзников не видели. Да, машины, танки и самолёты в Красную армию союзники, конечно, поставляли. Неуклюжие «Валентайны» и «Генерал Шерман» Павел сам видел, а консервированную колбасу или яичницу из американского яичного порошка ел не раз. Но солдаты ждали, что союзники будут громить немцев всерьёз, и им, тяжко и без передыхов воевавшим уже три года, будет хоть какое-то облегчение. Однако союзники больше топтались на месте, а то и терпели поражение, как в Арденнах, предпочитая больше бомбить немецкие заводы и города. Ни американцы, ни англичане не хотели терять людей, иначе что тогда скажут английские и американские избиратели перед выборами? Нам надо было выстоять, а американцы делали политику и набивали на войне карманы. Америка вышла из войны в 1945 году единственной, кому все остальные страны коалиции были должны за поставки по ленд-лизу.

В госпитале Павел лежал уже не в первый раз. Первое время он отсыпался — всё-таки хорошо не подниматься по тревоге. В госпитале тепло, бельё чистое, кормят вовремя. А на фронте иногда бывало по три дня ничего не ели. Кухня то от наступающих войск отстанет, то под бомбёжку попадёт. И потому употребляли в пищу что придётся, зачастую перебиваясь трофеями, которые находили у немцев в блиндажах.

В госпитале Пашку беспокоило одно — он хотел после выписки в свой полк попасть. А с этим были проблемы.

У немцев возвращение после госпиталя или отпуска — даже после болезни — было чётко отлажено. Военнослужащий всегда возвращался в свою часть, свою батарею, свою роту, свой экипаж, поскольку боевую слаженность в расчёте или экипаже немцы ценили. Ведь члены того же танкового экипажа иногда понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.

В Красной армии порядки были другие. После госпиталя можно было не то что в другой полк или другую часть — даже в другой род войск попасть.

— Самоходчик? Ага, с пушкой знаком. У нас наряд, в артиллерию служить пойдёшь.

Понаслушался Павел в госпитале рассказов раненых о том, кем им только ни приходилось воевать. И в пехоте, и миномётчиком, и ездовым в артиллерийской батарее. Только лётчики служили в ВВС, и то в свою часть, эскадрилью возвращались редко. После госпиталя — в запасной авиаполк, а там уж как повезёт.

Пашка по мере выздоровления даже подумывал сбежать из госпиталя и вернуться в свой полк. Только кто ему скажет, где сейчас его полк? А НКВД и СМЕРШ не дремлют, сцапают без документов, и живо в штрафбат угодишь.

Побоялся Пашка, дождался выписки. Одели его в госпитале в видавшее виды, но чистое пехотное обмундирование: гимнастёрка, галифе, ватник, ушанка и сапоги кирзовые — на два размера больше. Если помнить, что впереди зима — так это и неплохо, можно две пары портянок на ноги для тепла намотать.

Вот только определили Павла в запасной полк в пехоту. Вернее — с ним никто не разговаривал, просто зачитали фамилии по списку.

— Выходи строиться!

Названные бойцы построились в шеренгу. «Покупатель», как называли в запасном полку представителя фронтовых частей, повёл группу на вокзал. И уже на перроне Пашке повезло. Среди многих военных, однообразия армейской одежды мелькнуло знакомое лицо. Комбат!

Пашка рванулся к нему.

— Товарищ капитан!

Комбат удивлённо обернулся — кто может окликнуть его в чужом городе? Или обознались? Но Павла сразу узнал.

— Сазонов? Живой! Ты как здесь оказался?

— Меня из госпиталя выписали, в пехоту направляют.

— Как в пехоту? Не может быть!

— Я уже в команде.

— Пойдём, разберёмся.

«Покупатель», младший лейтенант, упёрся:

— У меня в команде двадцать человек по списку. Не дам!

— Да он самоходчик, — пытался убедить лейтенанта комбат, — у меня в батарее воевал. Десять танков уничтожил, награды есть, а ты его — в пехоту! У меня в экипажах некомплект!

Насчёт десяти танков, подбитых Пашкой на самоходке, комбат загнул для красного словца. Но если считать все танки, подбитые Пашкой на Т-34 и на самоходке, выходило даже больше.

— А у меня приказ и разнарядка! — горячился «покупатель».

— Ты пойми, младшой! Он у тебя с винтовкой бегать будет — сколько, ты думаешь, он из неё танков подобьёт? Для армии же лучше!

Препирались они минут десять, и спор прервал подошёдший эшелон. «Покупатель» махнул рукой, достал из командирской сумки солдатскую книжку Павла и отдал её комбату.

— Забирай, уговорил! Потому как не в тыл его везёшь, а танкистов я уважаю.

— Ну вот, другое дело! А то заладил — разнарядка, разнарядка… Свидимся ещё, земляк, земля — она круглая.

Члены Пашкиной группы — уже бывшей — по команде стали садиться в теплушку.

— Спасибо, товарищ капитан! Вы-то как здесь оказались?

— Тоже за пополнением.

Только комбат получал пополнение не из госпиталя или запасного полка, а из самоходно-артиллерийского училища.

Так Павел попал в свою батарею и даже в свой экипаж. Рад был: на новом месте привыкать надо, а здесь вокруг знакомые лица. И комбату благодарен — не всякий командир за подчинённого вступится.

На следующий же день он сбегал к старшине — получил комбинезон и шлемофон. А то как белая ворона, среди своих обмундированием отличается. И почувствовал себя дома.

Батарея тогда уже под Легницей стояла. На календаре ноябрь, в России уже снег и морозы, а здесь, в Польше, грязь и дождь срывается. В такую погоду выходить на улицу не хотелось, ватники и шапки намокали быстро и не грели.

В самоходке тоже было сыро, благо — электрики минимум, потому что двигатель дизельный. Аккумулятор и стартёр — вот и вся электрика. Да разве что радиостанция. У немцев с техникой проблем больше было: попала влага на высоковольтные провода к свечам — двигатели не заводятся, барахлят.

В такой вот мерзкий день, когда из-за мелкой мороси видимость была всего метров двести, взвод Куракина был придан на помощь пехоте. Добираться было недалеко — километров пять. Только дороги, разбитые тяжёлой гусеничной техникой, напоминали месиво.

Были в Польше дороги и с твёрдым покрытием — асфальтированные или выложенные булыжником, однако и им за войну досталось — все в ямах да воронках. А про сельские дороги вообще разговор особый.

В ноябре положение Первого Украинского фронта оставалось стабильным. Как говорили сводки Совинформбюро — наблюдались бои местного значения. Советские войска накапливали силы для наступления, а немцы укрепляли оборону. Ожесточённые бои шли южнее — в Чехословакии, Венгрии, Югославии.

Обе самоходки — куракинская и Павла — вышли на позиции, согласованные с пехотой. После миномётного и артиллерийского обстрела немецких траншей полковыми пушками пехота поднялась в атаку. Судя по тому, что атака была без поддержки танков, и в ней участвовал только один батальон, Павел предположил, что это всего лишь разведка боем — нужно было выявить и по возможности подавить огневые точки врага.