(не)любимый препод - Дана Блэк

На этаже гремит лифт.

Сдвигаю брови и смотрю на Николь с Ваней в разъехавшихся дверях.

— За Егором следом, — говорит Ваня, отстраняя меня. — Как в детективах, прыгаешь в такси: командир, гони за той красной тойотой. Ну что? Опять отмазались?

— Кристина, я от тебя не ожидала, — Николь сбрасывает сапожки и по-хозяйски осматривает дом. — Классно устроились, ага. Егор! К чему были эти ограбления, и зачем ты нас втянул, объяснишь, наконец? Адреналина не хватало? А ты в курсе, что за нами теперь следят?

— Кто?

— Откуда я знаю? Какой-то чел на синей десятке. У нашего дома машину видела, Ваня ее видел, возле института ее видели, у клуба, и щас за нами ехала. Мы ждали, он так из двора и не сдернул. Что за хрень происходит? Это полицейские?

Они роются у Саши в шкафу, достают еще вино и ром, рассаживаются на диване, и перебивая друг друга, нападают на Егора.

Гашу свет и выглядываю в окно.

Во дворе фонари, но машин так много, ночь, люди спят или собираются, забили парковку, и рассмотреть синюю десятку не могу.

Рядом топчется Егор, тоже напрягает глаза и чешет затылок.

— Может, нас вычислили? — говорит.

— Почему тогда не арестовали?

Он жмет плечами.

— Эй, мы подробностей дождемся? — кричит Ваня. Гремит стаканами.

— У меня проблемы в семье были. И с девушкой, — оборачивается Егор. — Отвлечься надо было. Извините, ребят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Шикарно, — возмущается Николь. — Нас две недели треплет полиция, а тебе отвлечься надо было?

Сумерки, горит синяя подсветка в обеденной зоне и голубой экран плазмы, они распивают запасы Сашиного бара и примеряются к "Монополии" — отличное занятие в половину первого ночи накануне двух экзаменов.

На выходные Аверин собирает всех сотрудников на репетицию Нового Года. Полным составом редакция катим в дорогущий санаторий в глуши — горы, лыжи, искрящийся снег, съёмки для журнала. С начала декабря он убеждал Егора компанию им составить, а теперь мы все тоже сотрудниками считаемся, и на полных правах можем присоединиться, а Николь с Ваней и хочется, и колется ехать. Я вот тоже рассчитывала на классный отдых, а не на выяснение отношений с ночи до утра.

Николь разбрасывает фишки. Встаёт на ноги, покачивается, хватается за Егора:

— Где тут спальня? Я напилась, кажется. Егор, клянись, что ты теперь все будешь говорить. Никаких секретов. Или мы поругаемся. И больше свои конспекты тебе не дам, ни за что.

Когда приезжает Алекс, они втроём рядком дрыхнут у него в кровати.

— Мило, — оценивает он. Снимает пальто и смотрит, как я собираю рассыпанные по стойке сигареты обратно в пачки. — А это что?

— Начну курить, — сую сигарету в рот и щелкаю зажигалкой. Отхожу ближе к вытяжке. Вдыхаю дым и строю невозмутимость, но неудачно разражаюсь кашлем.

Он скептически кивает.

— Уверена? — перегибается через стойку и тянет меня к себе. — Фу-у, — морщится.

— А по-моему круто, — затягиваюсь дымом. — У меня куча здоровья, будем вместе сокращать жизнь. Сигарета минус пять минут, за сутки сколько набежит? Так глядишь, и обойдемся без поисков твоего счастливого числа, скоро сыграем в ящик.

— Воспитательница, — он улыбается, вырывает у меня сигарету. — Шантаж, Кристин, — поднимает бровь, жует щеку. — Я понял тебя, подумаю, — оглядывается на заставленный бутылками стол. — С чего они накидались?

— Решили, что за ними следит какой-то тип на синей десятке.

— Да? — резко переспрашивает. — И где он?

— Не знаю, я сомневаюсь, что он есть.

Он курит. Стряхивает пепел на стойку.

Готовить я не умею, а вот прибиралась целый час и мне обидно за такое наплевательское отношение к чужому труду.

Иду к дивану и собираю со стола пустые стаканы. Мысленно обзываюсь.

Чувствую, как на талию ложатся его руки, сжимают, поворачивают меня. Он оттягивает воротник футболки, целует плечо, и я сражаюсь с мурашками, невероятно, так быстро, память подбивает на секс, не могу, это что-то странное, в глазах темнеет, и я словно закинулась его психотропами, не соображаю, отключаюсь от мира, хочу его.

— У нас там пьяные гости, — говорит, убирая мои пальцы с ремня брюк. — Повтори экономику назавтра. Или английский. Помочь?

— Сама, — цежу. Включаю свет и раскладываю тетради.

Он варит кофе. Садится рядом с кружками и учебниками. Я смиряюсь и мы вместе готовимся, у него в четверг история медиа.

К десяти утра он подвозит нас в институт.

Учеба грузит, сдаем экзамены, тащимся домой и готовимся с Николь к арт-критике, в среду сдаем последний на этой неделе. И я последняя, чуть не засыпалась на трансмедийных проектах.

Когда выхожу из аудитории, он ждет меня у окна. С цветочком.

Расплываюсь в улыбке и бегу к нему, тяну руку за розочкой, он тянет ладонь в ответ:

— Зачетку покажешь?

Гордо демонстрирую заполненные клеточки. Он улыбается, прижимает к себе, висну у него на шее и целую, краем мозга перевариваю громкий шепот, ну да, мы же в институте, а он еще не уволился, меня, наверное, ненавидят теперь, урвала самого прекрасного мужчину на свете.

Становится остро грустно, что с января мы здесь не встретимся, никто не будет дергать бороду и закатывать глаза на тупые вопросы на лекциях, и запрещать занимать средние ряды.

— Почему только два первых и два последних ряда? — спрашиваю, садясь в машину. Держу нос в розочке и чувствую себя победительницей шоу "Холостяк", мой цветочный иммунитет на веки вечные.

— Ряды, как шамхатная доска, — говорит, выкручивая руль. — Скучно с вами было.

— То есть ты возомнил, что мы там у тебя пешки в клетках? — оскорбляюсь. — Не двигаться, пока ты не разрешишь? Тебе не стыдно?

— Кристина, в шахматах не только пешки. Еще кони, слоны.

— Я где сидела? Конь?

— Ферзь.

— А ферзь это кто?

— А это моя королева, — не отрываясь от дороги он целует мои пальцы, и я готова разреветься. Знаю, что ему совсем не нужен этот институт, но так не хочу отпускать, мне учиться годы, а у него давно диплом, и распорядился он им отлично, у него успешный бизнес, просторная квартира, машины, дорогие костюмы, а я… — А ты умница, закончишь учебу и каждый год будешь получать документальные новостные премии, — говорит, заметив, что я рыдать собираюсь. — Ты чего, малыш?