(не)любимый препод - Дана Блэк

По ее лбу бегут морщинки — думает. Спрыгивает на пол, одергивает майку:

— А Николь, Егор? Ваня?

— Ты за вещами, а я к ним зайду, — мельком оглядываю одежду.

Она послушно идет к лестнице, нагоняю, прижимаю к груди, поднимаемся медленно, но зато под ее хихиканье.

На втором этаже расходимся по разным номерам.

На всех дверях сюжеты религиозной тематики, замочные скважины и тяжелые ключи, неудобно, но реставраторы сохранили историчечкую ценность усадьбы. Заглядываю в номер к Егору и убеждаюсь, что внутри одинаково все, на стенах шелковые зеленые обои, трюмо-камин отделан позолотой, и позолоченный плинтус венчает потолок, как у нас с Кристиной. А у нас ведь люкс, в чем тогда разница?

Взмахом руки приветствую Егора, не успеваю сказать про отъезд, меня окликает управляющий.

— Александр! С Антоном порядок. Что-то с перегородкой в носу, ладно, до свадьбы заживет, — он быстрым шагом приближается и понижает голос. — Я хотел попросить на счет драки не распространяться. У нас хорошая репутация и слухи, что гостю ноздри пескоструем продули, не нужны.

— Да мне тоже, — верчу в пальцах пузырек с таблетками. Решился выбросить, а урны как назло нет. — И мы уезжаем уже домой. Фотограф остается, отснимет все, в январе пустим выпуск.

— Домой уезжаешь? — Денис хмыкает. — Ты на улицу выглядывал? Сугробы — во! — показывает высоту по колено. Явно преувеличивает, но судя по тому, что мы сюда еле добрались, ненамного. — Завтра выпишем снегоуборку из поселка. К вечеру думаю расчистят. А пока, Александр, вы у нас подзастряли. Да и зря ты так рано собрался, — манит пальцем к своему лицу. — Инцидент с директором отпусти, бывает. Новый год же, не тащи стычки. В усадьбе у нас хорошо, надолго запомните, — он подмигивает.

— Разрешите, — между нами протискивается официант с подносом. Заходит к Егору в комнату.

— Трудно спорить, — смотрю ему в спину. Кажется, что у него смокинг топорщится из-за острого-преострого ножа, заткнутого за пояс.

Вряд ли.

Но малость нервничаю.

С высоты ледника я озирала полмира. Я почти Бродский. Горнолыжный курорт — это поэтично, капец как.

Снежное море, холодное солнце, сноуборды и лыжи — мне показали рай.

Катаюсь из рук вон плохо, под костюмом сплошь синяки. Но это мелочи.

Зависаем на трассах все выходные. Завтра понедельник. У нас Аверинский экзамен, но ни его, ни нас в институте походу не дождутся. Как объяснил управляющий:

— Александр, снега еще выше намело. Санаторий новый, ты в курсе. Мы к такой зиме готовы не были. А поселок маленький, делать там нечего, праздники, люди бухают. Ну не могут они нам прислать машину. Гости все здесь, бронь у многих на пару недель, временное затворничество никого, кроме вас, не смущает, наоборот, шуточки слышал про негритят по Агате Кристи?

Есть еще надежда, что завтра все таки дорогу расчистят. А то у нас и во вторник экзамен, последний. Но на мой скромный взгляд существуют пересдачи, не успеем и пусть, зато встретим здесь первую ночь января, я согласна на сию рокировку.

Мне даже Мария не мешает. Дама занимается налаживанием контактов со звездочками, впаривает начинающим актрисам и певицам свой салон красоты. Бизнесменша, бедный Герман верным пажем рядом, со скукой слушает их болтовню, вижу на завтраках, обедах и ужинах его недовольную мину.

В понедельник снегуоборочной машины нет. Алекс нападает на Дениса:

— У вас ведь приличный курорт, неужели так сложно договориться с людьми? Пусть за двойную плату расчистят, за тройную.

— На, — тот сует ему трубку. — Звони сам, Александр. Говорят, что у них машина сломана. Чинят. Врут или нет — поди разберись.

Алекс названивает в поселок и безуспешно обещает килограммы золота, пусть только приедут. На проводе заплетающимся языком клянутся, что второго числа в восемь утра будут, как штык.

Он злится, я тайком радуюсь.

Ну не вижу причин для паники. Антон Геннадьевич ходит по стеночке с повязкой на носу, официант тоже не отсвечивает, днем работает на кухне и в номерах, ночами на мойке машинки шоркает — на все руки мастер, управляющий Денис налюбоваться не может. Если Антон и нанял этого пузобота, чтобы он Алекса тут прирезал, то они с недокиллером могут отдыхать, про махинации Антона Алекс знает, с должности директора его снял, а значит и париться Геннадьичу нет смысла, ему в редакции теперь только документы на увольнение забрать.

Все чудесно.

Кроме массажистки.

Длинноногая самочка стучится к нам в номер каждую ночь после двеннадцати, вертит у меня перед глазами флакон с маслом и рассчитывает распустить ручонки по Аверинской спине.

Подозреваю, что она не сама к нам таскается, или Антон, или Мария оставляют заказ на релакс админу, точно.

Сегодня у меня кончается терпение, забираю у нее флакон и иду в ванную.

Я тоже умею делать массаж. Эротический. Видела в клубе на свингер-вечеринках. Ничего там сложного.

В ванной классно, современный ремонт. Просторное и светлое помещение с теликом на стене. С зеркалом во всю дверь.

Закалываю волосы, сбрасываю на пол шелковый халат и прищурившись, оцениваю вид.

Для моего роста медицинская норма от сорока восьми до пятидесяти шести килограмм. Я вешу пятьдесят, плюс-минус, Алексу все нравится, даже синяки, он долго нацеловывает тело перед грязными делишками, каждую царапинку, и я лучше массажистки, у которой нет ссадин, вот так.

Выхожу в комнату. Он валяется на кровати с ноутбуком. Он в брендовой черной пижаме в цвет моей сорочки, домашний, уютный, красивый — не оторваться.

Забираюсь к нему под руку, заглядываю в экран.

У-у, документы, таблицы, скука. Работает все еще.

— Две минуты, малыш, — говорит, не отрываясь от экрана.

Засекаю время. Жду. Тереблю флакон с маслом.

Две минуты истекают. Он не двигается.

Он наврал.

Скольжу ладонью ему на грудь и медленно, по пуговке, расстегиваю пижаму. Отбрасываю полы в стороны и любусь цветными картинками. Художественная галерея, верх искуства: в траве парень, закрывается рукой от солнца и смотрит на голую девушку, она изгибается на камне в реке. Одна картинка заканчивается другой, и если смотреть на всё вместе получится лицо бородатого мужчины. И очень в тему ему прическа из натуральной черной растительности. Кажется, рисунки называются морфинг, а, может, нет, не помню, но это неважно, он совершенство.

Забываюсь и пропускаю момент, когда он откидывает в сторону ноутбук. Подминает под себя и целует, под нами скрипит кровать, стописят кило живого веса, намертво сплетенного.

В дверь стучат, мы не реагируем, стучат еще раз и дальше начинают громко тарабанить, кажется, ногой.