Сокровища Валькирии. Птичий путь - Сергей Алексеев

– У тебя будет другой урок, – оборвал вершитель судеб. – Поезжай учиться в Бауманку.

– Не поеду! И топлива китайцам не отдам. Пусть лучше не достанется никому!

Вершитель судеб спорить более не стал, и наступила долгая, мрачная пауза, от которой зазвенело в ушах. Наверное, еще можно было что-то поправить в ту минуту, одуматься, уступить мудрости, повиниться за горячность, однако Сколот взирал на Стратига как на предателя и молчал.

– Когда-то я наказал твоего отца, – наконец-то проговорил вершитель судеб. – И отправил его странником… А тебе даже посоха не дам. Верни пояс и ступай.

– Куда? – еще не догадываясь, что происходит, спросил Сколот.

– На все четыре стороны.

Он нащупал пряжку тяжелого, с коваными бляшками пояса, к которому уже привык и не замечал, расстегнул его и сразу же ощутил свободу. Этими поясами сколоты, как монахи, перетягивали земные желания и искушения, дабы всецело предаться единственной страсти – науке.

В это время на пороге появилась Дара-ключница.

– У меня к тебе просьба, Валга, – вдруг с почтением заговорил Стратиг. – Вот этого отрока я лишаю пути. На все оставшиеся времена. Сделай так, чтобы он забыл все дороги. Замкни его в круг.

Старуха вскинула на Сколота неожиданно пронзительные, синие и молодые глаза – он выдержал взгляд.

– Я завяжу ему глаза.

– И еще сшей смирительную рубашку.

– Слепая я, нитку в иголку вдеть не могу, – проворчала Дара. – А ты – сшей… Сшить-то сошью, да налезет ли?

– Ты уж постарайся, Валга, – попросил Стратиг. – И чтоб никто снять не мог, пока сама не износится.

Дара осмотрела Сколота, словно мерку сняла, после чего проговорила тоном портного:

– На сорок лет хватит, не истреплет… Однако снять придется, государь, если раньше умирать соберусь.

– Не собирайся, не отпущу, – сказал вершитель судеб и приподнял вещмешок с топливом. – А с этим… сам распоряжусь. Не забудь оставить активизатор.

Сколот снял с шеи бронзовую фигурку глазастой совы и, протянув ее вершителю судеб, спросил со скрытым сарказмом:

– Научить пользоваться?

Стратиг не удостоил его ответом.

Последнее, что запомнилось, – сутулая, с обвисшими плечами, спина вершителя судеб, прикрытая овчинным полушубком. В тот миг ворохнулась мысль, что он, Сколот, своей горделивой, пылкой обидой наносит вред прежде всего себе и сам изменяет свою судьбу. Однако Дара взглянула на него осуждающе и легонько стукнула по лбу иссушенным кулачком:

– Ступай за мной, лишенец!

То ли от последних событий в Осколкове, то ли сам несчастный вид Оскола навевал некоторое оцепенение мысли, но Сторчак поначалу никак не мог сообразить, с какой стати сейчас надо без промедления оставить все дела и устраивать экскурсию в новгородский музей Забытых Вещей. Прочитав распоряжения в присутствии их молчаливого, беспомощного автора, он сначала и это все отнес к старческому маразму, за исключением содержания первых двух пакетов. Однако же покивал, заверил больного, что все исполнит в точности, и уже в своем кабинете еще раз внимательно изучил рукописное завещание, вложенное в третий конверт.

Вероятно, осторожный Церковер доверил все это бумаге, предчувствуя скорый приступ, и уже не обладал здравым умом, твердой памятью и прежней концентрацией мысли. Рука еще не дрожала, почерк был напористый, ровный, но сознание заметно трепетало, прыгало, стремясь из некоего множества выхватить лишь самое важное, и Сторчак вынужден был прыгать по его заячьему следу. Он и в самом деле сразу же начал исполнять распоряжения Оскола и в первую очередь велел убрать останки железной руки. А сам продолжал разгадывать ребус, полученный в наследство – пойди туда, не зная куда, – и одновременно ждал отчета о первой встрече Корсакова с западными партнерами.

Разведка Оскола, как показалось вначале, работала безукоризненно, и через несколько часов после этой встречи явился ее начальник Филин.

– Зачем вы сказали Церковеру о хищениях? – сразу же спросил Сторчак. – Можно было пожалеть больного, не расстраивать его! Хотя бы повременить…

– Я обязан докладывать обо всем, что происходит в Осколкове, – бесстрастно заявил тот, отчего-то заслоняясь портфелем, как щитом. – Этого требует предписание.

Он и раньше вызывал неприязнь, а тут Смотрящему захотелось взять и разорвать этот картонный профиль человека.

– Вы поступаете под мое начало, – мстительно проговорил он. – Я потребую полного подчинения.

– Мне об этом известно, – невозмутимо прошелестел Филин. – Готов доложить текущее состояние дел в полном объеме. По каждой операции отдельно.

Его голос напоминал визг автомобильных колодок при экстренном торможении.

– Слушайте… откуда вы такой взялись? Вы кто?

– Можете ознакомиться с моим послужным списком. – Филин полез в портфель. – Сейчас это называется – резюме.

– Да не хочу я вашего резюме! – морщась, как от зубной боли, сказал Сторчак. – Говорите по делу!

– Пришел отчет о переговорах Князя, – скупо сообщил он и опять полез в портфель. – В связи с болезнью господина Церковера предписано доложить вам лично…

– Докладывать не нужно! – перебил его Смотрящий, испытывая отвращение. – Сам прочитаю.

Главный разведчик Осколкова положил бумаги на стол:

– Если возникнут вопросы… потребуются пояснения – я у себя.

Сторчак в ту минуту даже не предполагал, что может быть в этом отчете, поэтому пробурчал, что не потребуются, и отправил этого неприятного, шуршащего, как старая картонная коробка, человека восвояси.

Однако вскоре пожалел об этом.

Западные партнеры, активно ищущие прямого выхода на Осколково и Сторчака, свою активность утроили и откровенно потянули на себя одеяло. Их предложение выманить Алхимика в Румынию и там устроить встречу отца и сына можно было расценить однозначно: полностью хотят перехватить инициативу. Через своего агента Симаченко Смотрящий поставил основное условие – узника тюрьмы в Гуантанамо следует доставить в Россию, причем в ближайшее время, и поместить в специальном отсеке зоны Д Осколкова. И партнеры еще недавно соглашались, даже обозначали конкретные сроки, однако при этом требовали гарантий и контакта со Сторчаком не через агентуру, а посредством полномочного доверенного лица. Оскол еще тогда заподозрил подвох и придумал ход – в качестве такого лица послать Корсакова, но не наделять его полномочиями, а подставить под вербовку и вынудить партнеров раскрыться, вытащить из них истинные намерения.

Судя по отчету, можно было считать, что Князь, сам того не ведая, задачу выполнил. Партнеры рассчитывали не только заполучить Алхимика, но еще и использовать самого Сторчака в качестве источника влияния на первых лиц государства. Теперь надо было продумывать последующие шаги завязавшейся игры, и у Оскола наверняка были какие-то замыслы, но подкосил паралич, а его излишнее скупердяйство – выдавать информацию в строго ограниченном количестве и в нужное время – полностью сейчас перекрывало перспективу. Надо было призывать Филина и теперь с ним разрабатывать ход дальнейших действий, однако от одной мысли, что придется находиться с ним в одном помещении да еще что-то обсуждать, вызывало у Сторчака тошноту.