Любовь и золото - Игорь Зарубин

В одном из переулков столпилась куча народу. Собралось много городовых, понаехало телег, колясок. Дворники таскали мебель. Прямо на мостовой россыпью валялись книги.

— Что тут случилось? — спросил Никита у деревенской бабы, которая глазела на все происходящее, широко разинув рот.

— Выселяют горемычного. Он помер и за фатеру не платил.

— Да как же его мертвого выселяют-то? — удивился Никита.

— Да вот так и выселяют, в гробу. Меблировку всю на базар везут, одежу нищим пораздавали, а его на кладбище выселяют.

— А книги чьи? — Никита кивнул на кучу книг.

— Да разве ж это книги? — махнула рукой баба. — Так, разве на растопку взять пару. Вот Библия — книга, а это баловство одно, нечего и глядеть.

Книги, действительно, в большинстве были паршивые. Старые издания «Отечественных записок», какие-то дамские романы и пособия по ведению садоводческого хозяйства. Говорят, что по библиотеке человека можно судить о его интересах, но по этим книгам нельзя было определить решительно ничего. Никита уже хотел было идти дальше, но тут ему на глаза попался старый замызганный томик под названием «Жизнь, невероятные странствия и тайны несметных сокровищ сэра Френсиса Дрейка, жившего три с половиной века тому».

Первые несколько страниц в книге были выдраны, остальные все исписаны чернилами — видно, на них чинили перо. Никита поднял томик и сунул себе за пазуху.

— Чего там воруешь?! — раздался вдруг рев прямо у него над ухом. Никита вздрогнул и побледнел.

— Да я ничего, я так. — Он достал книгу и дрожащей рукой протянул ее стражу порядка.

Городовой взял, повертел в руках, перелистал, потряс для порядка и сказал:

— Это можешь брать. Я думал, там ассигнации. — И швырнул книгу обратно в кучу. Никита поднял ее и быстро зашагал прочь, стараясь не оглядываться.

Когда он вернулся к себе в номер на Потылихе, хозяйка еще с порога выбежала навстречу, улыбаясь во весь беззубый рот, и нежным голоском затараторила:

— Ой, касатик, что ж ты так долго ходишь? Я уж и волноваться за тебя начала, времена-то нынче, сам знаешь, какие. Ты бы сказал, когда вернешься, я бы щец подогрела, пирожков бы напекла. А то небось проголодался по городу-то шастать.

Никита решительно ничего не понимал. Сегодня утром эта старуха показалась ему ворчливой ведьмой, от которой стакана горячего чаю не допросишься, а теперь вдруг такая перемена.

— Да нет, спасибо, я не голоден, — смущенно забормотал он.

— Ну как же это — не голоден, именно, что голоден, — замахала руками хозяйка. — Ты иди пока к себе в нумер, а я через четверть часа обед принесу.

— Нет, мне не надо, я… — пытался отговорить ее он, но она и слушать не хотела. Все напирала, подталкивая к лестнице.

— Ну что ж, спасибо, — сдался наконец Никита.

— Я вам особо заплачу.

— Да уж не надо никаких денег, — сюсюкала она.

— Мы тебя и так накормим, отчего не попотчевать хорошего человека?

Это было крайне странно. Никита поднялся к себе и уселся на табурет в полном недоумении. Только утром она готова была полчаса торговаться из-за лишней копейки, а теперь вдруг не только вызвалась накормить бесплатно, но еще и уговаривает его принять еду, как будто он какая-то важная персона.

— Важная персона! — Он вдруг вскочил и подкрался к двери. Тихонько вынул ключ и наклонился к замочной скважине.

Так и есть. На лестнице уже стояли трое городовых и четверо в штатском. Старуха что-то шептала им, активно жестикулируя и все время показывая в его сторону.

Одного из людей в штатском Никита узнал. Это был Зяма. Господи, значит, не добил он его тогда!

И как им так быстро удалось его разыскать?

Схватив с пола тяжелый стул, Никита поднял его над головой, разбежался и швырнул в окно. Окно вылетело вместе с рамой.

— Стой, сволочь, стрелять буду! — закричали за спиной, и Никита выпрыгнул.

Он упал на крышу. Над ухом что-то просвистело, а потом сзади раздался хлопок — по нему стреляли.

— Ни с места, подлец, пристрелю! — вопил кто-то.

Но Назаров не слушал. Он несся по крыше, гремя сапогами. Еще два выстрела прогремело за спиной, но он не останавливался.

— Стреляйте, олухи, уйдет же! — вопил Зяма городовым.

Никита сразу узнал его голос. Подбежав к краю крыши, посмотрел вниз, зажмурил глаза и прыгнул.

Он упал на дровяницу и больно ушиб колено. Но тут же вскочил и помчался дальше. Бежал минут двадцать, петляя по переулкам и проходным дворам. Сначала слышал за собой топот кованых полицейских сапог, но потом погоня отстала. Для верности покружив по переулкам и задним дворам еще немного, он остановился в какой-то подворотне и сел на ступеньки, чтобы перевести дух.

Спина была вся мокрая от пота, руки и ноги тряслись, сердце колотилось так бешено, что готово было лопнуть, как спелый арбуз.

В этой подворотне Никита просидел до темноты. Дом оказался на ремонте, и в нем никто не жил. Но ночью городовые наверняка заглянут сюда и поэтому нужно было выбираться.

Нога болела невыносимо, но Назаров старался не обращать на это внимания. Быстро шагал по переулкам, все время оглядываясь по сторонам, стараясь избегать широких проспектов и прижимаясь к стене каждый раз, когда вдали слышался стук экипажа.

Только на Хитровке он успокоился. Знал, что сегодня с облавой сюда не сунутся. А если и сунутся, то тут столько ходов-выходов, что уйти не составит никакого труда.

В «Каторге» гулянье было в самом разгаре. Деловые собирались на «работу», а это всегда сопровождалось буйным весельем и пьянством, потому как все понимали — кто-то может и не вернуться.

Когда Никита ввалился в трактир, все посмотрели на него и сразу определили, что с ним произошло. Тут давно научились все понимать без всяких слов, с первого взгляда. К нему подскочил какой-то юркий мужичок с бегающими глазками и коротко спросил:

— Откуда?

— С Потылихи. — Назаров бессильно опустился на лавку.

— Слышали, ребятки, — громко объявил юркий, — на Потылиху сегодня не суйтесь, там фараонов полно будет. А ты, мил человек, тут не сиди, иди наверх, в номера. Там Рябой тебя спрячет, спать положит.

— Да дай ты человеку отдышаться! — пробасил кто-то, окутанный папиросным дымом. — Видишь, еле живой ушел.

Перед Никитой тут же поставили рюмку и положили кусок хлеба.

— А я его знаю, он сегодня к Спирьке приходил, — раздался чей-то голос.

— Ну так сведите его к деду, пусть тот его и обхаживает.

Казалось бы, про Никиту сразу забыли, вернувшись к своим прежним разговорам. Но когда он встал, махнув рюмашку, к нему тут же подскочил мальчонка, ухватил за рукав и сказал: