Горбачевы. Чета президентов - Сергей Платонов

Горбачев тепло попрощался с Рейганом на крыльце Белого дома и в сопровождении вице-президента Джорджа Буша, направился к своему «ЗИЛу». Когда они подошли к лимузину, Горбачев неожиданно для себя и Буша пригласил его к себе:

— Джордж, садитесь в мой танк. До аэропорта еще можно пообщаться.

— Охотно это сделаю, — не отказался Буш.

Сидя рядом на широком сиденье-диване черного советского автошедевра, они заговорили о прошедших переговорах и будущих планах по сокращению вооружений. Затронули тему возобновления переговоров двух стран в Женеве. Советская делегация три года назад по команде Громыко в ответ на заявление США о программе СОИ, покинула переговоры. Теперь договорились их продолжить.

Вспомнили, как часто прежде бывал Буш в Москве по одному и тому же поводу — трижды представлял президента США на похоронах советских лидеров. И вдруг Буш резко сменил тему и заговорил о предстоящих в США 1988 году президентских выборах.

— Господин Генеральный секретарь, позвольте и мне обращаться к вам по имени. Я хочу сообщить кое-что. Но это должно остаться между нами.

— Разумеется, Джордж, — подтвердил Горбачев.

— Майкл, я буду баллотироваться на предстоящих выборах. И у меня неплохие шансы победить кандидата от демократов. Вы должны знать, что я искренне желаю улучшения наших отношений. Все семь лет вице-президентства я не разделяю жесткой линии мистера Рейгана. Но я вынужден свое мнение держать при себе. Во время выборов мне тоже придется прибегать к жесткой риторике. Но как только я перейду в Овальный кабинет, мы с вами можем хорошо поработать. Во время войны я был летчиком и не хочу, чтобы эти ужасы повторились. Я согласен с вами, применение силы или угроза ее применения не может быть больше инструментом внешней политики (через два года он отдаст приказ американским войскам нанести удар по Ираку в Персидском заливе. — С. П.). Тем более, что никто не знает того предела в приготовлении к войне, после которого она становиться неизбежной. И еще, какие вы мне можете дать заверения, что перестройка будет успешной, чтобы я мог сообщить об этом американским бизнесменам, желающим вложить средства в Советском Союзе.

Горбачев недовольно посмотрел на Буша и неожиданно резко произнес.

— Я ничего не делаю напоказ и не пытаюсь подорвать ваши позиции, поразить или использовать вас. Я так поступаю, потому что это необходимо на благо общих интересов и ради той революции в моей стране, которую я начал и которая будет доведена до успешного конца.

Будь Михаил менее самоуверенным, он бы вспомнил предостережение Фиделя Кастро об извечной коварности «янки». Или хотя бы понять, что вокруг него успешно разыгрывается сценарий с добрым и злым следователем. Позже, когда Буш стал президентом, политика кнута и пряника будет доведена им до совершенства. И когда Горбачеву говорили, что надо более жестко реагировать на воинственные заявления Буша во время выборов и после уже в ранге президента и меньше ему доверять, он наивно твердил: «Я знаю, его сердце с нами». Как видим, своего шанса бывший директор Центрального Разведывательного Управления Джордж Буш не упустил, получив приглашение пообщаться наедине в автомобиле с нашим идеалистом.

Верхом цинизма явилось письмо Буша сразу после избрания его президентом, которое привез Горбачеву Генри Киссинджер. В нем он написал: «Прогресс в советско-американских отношениях, начатый при Рейгане, будет обязательно продолжен, но необходимо время, чтобы все взвесить и разобраться». Это кнут. И дальше обещание пряника: «Этот процесс может быть ускорен, как и наша личная встреча в верхах, если вы сообщите через моего посланца о готовности ослабить советский контроль в Восточной Европе».

Горбачев, давая почитать письмо помощнику по внешней политике Анатолию Черняеву, не мог удержаться от похвальбы собственной персоне: «когда такое было, чтобы не принесший присягу президент США писал советскому руководителю еще до того, как въехать в Белый дом. Надо ему ответить, что мы ждем от совместной работы больших результатов».

Более года Буш оттягивал личную встречу под тем же предлогом «надо все взвесить и разобраться». В то же время в регулярных посланиях он поощрял Михаила к сдаче позиций по всем основным направлениям: по Восточной Европе, Прибалтике, Грузии, Украине, по Ираку и другим горячим точкам. Наконец он проявил «милость» и согласился на встречу «без повестки» на Мальте. Здесь собственно и произошла полная капитуляция Горбачева. После нее пал последний бастион советского блока — Румыния и на ней Буш получил добро на вхождение объединенной Германии в НАТО. Перед поездкой на Мальту в разговоре с помощником «друг» Джордж похвалялся: «я обрушусь на него (Горбачева. — С. П.), как полицейские на гангстеров. И я не собираюсь подстраиваться под те трудности, которые он там испытывает».

После этого они встречались дважды. И каждый раз Джордж держался с Михаилом с той «крутой любовью», с которой американцы относятся к трудным детям. Горбачев так и не смог разгадать в нем, за личиной доброжелателя, строгого родителя. Поэтому последний звонок с благодарностью за совместную работу в день ухода с поста президента СССР он сделал Джорджу Бушу. В разговоре Буш согласился попросить Ельцина не обижать Горбачева. И тут же сделал звонок Ельцину: «Мы и многие в мире будут следить за тем, как вы будете вести себя с Горбачевым и уверен, что вы не допустите его преследования в любой форме». Объективность требует признать, что благодарность американской и европейской элиты Михаил Горбачев заслужил и эксплуатирует ее до настоящего времени.

По одной из легенд Архыз в переводе с карачаевского означает «прозрачный». Еще это чудное по красоте и климату место называют Полюс Ясности. И будто в издевку, в конце XX века, здесь произошло событие, которое иначе как Мутным не назовешь.

Самолет из германской столицы Бонна с бундесканцлером Гельмутом Колем приземлился во Внуково без опоздания. Было опасение, что из-за дыма от горящих торфяников придется садиться на запасной аэродром. Но обошлось. Природа не стала помехой. Хотя если бы она имела способность предугадывать последствия этого визита, то какое-либо непреодолимое препятствие могла бы устроить.

Встречать высокого гостя приехал сам президент СССР. Визит был рабочим. В таком случае полагалось встречать министру иностранных дел. Но Михаилу Горбачеву, уже пять лет ломающему основы прежней жизни страны, всегда нравилось поступать вопреки правилам. Да и повестка будущих переговоров была необычной. Можно сказать исторической. Предстояло обсудить условия объединения двух германских государств. Коль и Горбачев взяли на себя нелегкую задачу — перевернуть последнюю страницу в послевоенной истории. Первый обмен мнениями состоялся в шикарном особняке министерства иностранных дел на улице Алексея Толстого.

После приветствий и положенных для таких случаев любезностей, первым заговорил Коль.

— Господин Президент, прежде всего я и мои спутники хотим поставить один вопрос, от ответа на который зависит продолжение нашей встречи. Позвольте его сформулировать.