Когда утонет черепаха - Слава Сэ

Том стал для островитян главным врагом. Два года назад он был пустым местом. Его приезда не заметили. Целую зиму просидел в пустом доме. Никто не спросил, не помер ли начальник полиции, не замёрз ли.

Потом он стал шутом от сыроделия. Готовил такие субстанции, что сама природа в страхе отступала. До сих пор трава не растёт в том месте, куда он вылил сыворотку.

Связавшись с Оярсом Вимбой, Ларсен стал знаменитым отщепенцем. Потом возник Яша, и карьера расцвела. Ларсена признали наместником высших сил. Приятное было время. Но маятник судьбы хорошую часть траектории пробегает до обидного быстро. Побыв яйцом, гусеницей, куколкой, чуть-чуть бабочкой, он снова стал гусеницей, в нарушение традиций. Теперь он чистый враг. Без извинений. На Великий Север сердиться не с руки. А Том вот он, под боком. Анонимный местный колдун подбросил к порогу курицу без головы. Дилетант. От его порчи Том даже не простудился.

Анна на зиму уехала в город. Обещала вернуться, если что-нибудь вдруг наладится. Ларсен заперся в домике, топил печь и не следил за календарём. Сырным цехом не интересовался. Глядел на небо да книги читал. Жизнь снова стала походить на желе.

Вдруг приехала Кира. В общем трауре её весёлость ослепляла. Кира стала красоткой. Говорит, осталось написать диплом и пожалуйста – она бакалавр психологии! Очень хорошо, что Тому необходима помощь психолога. Потому что Кире как раз нужна практика. Том почесал голову.

– Да не нужна мне помощь психолога.

– Мне лучше знать. Кто из нас специалист?

Том не стал спорить. Щебет юных дев живителен для раненых ветеранов.

– Итак, начнём, – сказала Кира.

Она велела Тому улечься в шезлонг. Сама взяла тетрадь, надела очки для солидности. Села очень прямо. И попросила метафорами описать состояние души.

– У меня нет души – ответил Том Ларсен. – Сплошные кредитные договоры вместо наполнения, – и постучал себя в грудь.

– Можешь ли ты это описать как непреодолимую стену?

– Я могу это описать как желание кому-нибудь врезать.

– Кому, например?

– Себе для начала. Знал же, чем закончится.

– Очень хорошо.

– Что хорошо?

– У тебя есть чувство вины, понятно, с чем работать. И ещё депрессия.

– И что мне с этим делать?

– Больше общения, физические нагрузки и позитивное мышление. Тебе надо воспарить и идти к людям.

– За чем идти? За лечебными побоями?

– Ты директор. Созови собрание. Объясни, что неважно, кто виноват. Попробуй их вдохновить, заодно и сам вдохновишься.

– На что вдохновить?

– Ну, не знаю. Если восстановить им веру в промысел, они сами всё наладят. С первого раза вряд ли получится. Но мы запишем твою речь на видео, потом разберём ошибки.

Том посмотрел на Киру.

– Скажи честно, тебе просто нужен материал для диплома.

– Мне нужны диплом и счастье для всех, кого люблю.

Кряхтя, Том вылез из шезлонга. Сходил на кухню, заварил кофе в большой кружке. Потом вернулся и сказал:

– Хорошее дело ты придумала. Мне как раз надо что-нибудь доброе сделать. Приходи в пятницу на хутор к Оярсу. Снимешь кино о терапевтическом избиении начальника полиции. Будет лучший диплом на курсе.

Чума не распространяется так стремительно, как весть о новой попойке. Достаточно брякнуть мимоходом, что хорошо бы встретиться, как в старые времена. Том пригласил двоих, в результате пришли все, способные ходить. В ангаре случился аншлаг. Даже Анна вернулась. Соскучилась, говорит.

Кира установила видеокамеру. Показала Тому: «Можно». Он вышел и встал перед залом. И заговорил:

«Ну что, сыровары? Как бизнес?

(В зале недовольное гудение.)

Понимаю. Мы хотели как лучше, но эти негодяи не жрут наш сыр. Из-за них у нас лёгкие трудности, похожие на большую (слово запикано). Пусть не жрут, но пусть пришлют нам наши деньги. Это же наши деньги?

(Зал молчит.)

Говорят, врага надо понять. Поставим себя на место северян. Холод. Три месяца в году просто холодно. Остальное время страшный дубак, так что слюни леденеют. Плевок как пуля. Там на дуэлях пистолеты не нужны. Вышли, поплевали. Или просто постояли на ветру. Победил тот, кто замёрз последним.

Наши термометры не могут выразить происходящее в Северной Империи. У нас нет рисок так низко, где-то на уровне колена. И ещё там полярная ночь. Солнце уходит, потому что всё равно всё плохо, так зачем вам свет. Удивительно, что люди вообще там о чём-то думают. Тем более о сыре. На их месте я бы думал только куда сбежать.

Мы уступили не в бизнесе, а в силе духа. Северянам плевать и на нас, и на деньги. Им каждые сорок минут надо найти батарею, чтобы прижаться и оттаять. Наши же проблемы – банк прислал письмо с просьбой как-то почесаться.

Мы забыли о том, что дух сильней материи. Потянулись за кошельком, как собака за костью. Материя неразумна. Когда она формирует реальность, получается вот это.

(Том нарисовал в воздухе перевёрнутое сердце, то есть зад. В зале хмыкнули.)

Мы должны следовать за духом. Мы сами должны создавать реальность. Клерк в банке должен знать, мы не пожалеем ни его, ни детей, ни тёщу. После встречи с нами он должен менять памперс. Мы должны вставать не в восемь, а в пять. И пахать, пахать. Чтобы соседи говорили – островитяне с Муху, у них стальные орехи. Поэтому на острове всегда лёгкий звон…»

Тома несло. Лицо пошло пятнами, пальцы дрожали. Его возбуждение передалось зрителям. Они верили ему, как верят добрым гадалкам. Том рассказал, что выход есть. Просто надо вкалывать. Этот очевидный ход в его устах казался откровением.

Ему аплодировали стоя. Кира показала большой палец. Анна подошла и крепко поцеловала в щёку. Очень, очень удачный день.

Когда было хорошо, Том говорил – всё плохо. В него швыряли банки. Метафорически, конечно. Теперь стало плохо, и Том сменил пластинку. «Всё отлично!» – говорил он. «Просто надо потерпеть и поработать». И тогда к Тому повалил народ. Собрания становились всё многолюдней. Всем хотелось обмануться. Хоть на полчаса избавиться от большого уныния, повисшего над островом. В новом, оптимистическом ключе Ларсен отвечал на любые вопросы мирян.

– Том, расскажи, бог есть? – кричали из зала.

– Вы про дядьку на облаке? Вряд ли. На облаках холодно, мокро и ненадёжно. Бог, сидящий на облаке, был бы не очень умён, я бы себе такого не хотел. Мой личный – не знаю, как выглядит, но обувь у него крупная. Как-то раз я выпил в баре рюмочку. И сразу как в кино: склейка, свет моргнул, и я уже сижу дома. На заднице вот такой синяк. А на брюках отпечаток огромной подошвы. У людей таких подошв не бывает. Судя по тому, что в ту ночь я бросил пить, это была Его нога. Точно не бармен.