Юсупов и Распутин - Геннадий Седов

«Встать, суд идет!» — голос шерифа.

Председательское место занимает судья Хорэйс Эвори в малиновой мантии и парике, рассаживается судейская бригада. Шуршание бумаг на столе, шум в зале затихает. Удар молотка, слушания начались…

Вставший с места сэр Патрик Хейстингс излагает суть иска. Фундамент, на котором строится обвинение (им с Ирой строго предписано придерживаться именно этих аргументов): фигурирующая в фильме молодая особа по имени Наташа, по сути своей, если отбросить неизбежное несходство живого лица и играющего его с экрана актера, в данном случае актрисы Дианы Виньяр, на все сто процентов сидящая в этом зале бывшая великая княжна Ирина Романова, в настоящем супруга гражданина Франции господина Феликса Юсупова, выведенного в фильме под именем князя Павла Чегодаева. Сцена, в которой Наталья уступает домогательствам Распутина, от начала до конца ложь и клевета: княжны на тот момент в Петрограде не было…

Хлопки с балкона.

«Тишина в зале!» — голос шерифа.

— Убедительно прошу, ваша честь, — завершает преамбулу адвокат, — показать судьям и присутствующим имеющуюся в нашем распоряжении копию картины «Распутин и адвокат», которая наглядно подтвердит только что прозвучавшее утверждение: Наташа и госпожа Ирина Юсупова одно и то же лицо, сцена с насилием — покушение на ее человеческое достоинство и честь.

Судейские слушания были выматывающими. Полуторачасовой фильм с остановками, повторами, обсуждениями сцен, толкованиями с тем или иным смыслом поступков героев. Ирина подвергалась перекрестным вопросам. С одной стороны, умело поставленными Патриком Хейстингсом, с другой, встречными вопросами-ловушками адвоката противной стороны сэра Уильяма Джоуита.

— Я вовсе не утверждаю, глубокоуважаемая миссис Юсупова, что вы были знакомы с Распутиным, — смотрел сочувственно в ее сторону Джоуит. — Более того, я считаю, что все в вашей жизни и в вас самой настолько чуждо Распутину, что всякий мало-мальски знающий вас, даже по рассказам, поймет, что лично вы тут не при чем…

Это был коварный ход: пятичасовая пытка призвана была убедить судей: сходства истицы с героиней фильма Натальей никакого, постановщики не стремились к исторической правде, персонаж стопроцентно вымышленный и с жизнью реальной Ирины Романовой не имеет ничего общего. Даже князь Юсупов в исполнении Джона Бэрримора совсем другая личность — и по физическому облику, и по характеру. Разве не так?

— Вам, должно быть, известен бывший французский посол в России Морис Палеолог, госпожа Юсупова? — спрашивал Джоуит. — Он в своих мемуарах говорит о вашем супруге и описывает его, я цитирую, «утонченным и женственным». Вы согласны с таким утверждением?

— Нет, не согласна.

— Так что он, по-вашему, такой же грубый, как Павел Чегодаев в фильме?

— Нет, не грубый.

Она оборачивается к нему — растерянность, болезненный, с укоризною взгляд.

«Боже мой, девочка моя, — защемило у него сердце, — зачем я подвергаю тебя этим мукам?»

— Так он умен? Эстет? — продолжает допрос адвокат.

— Да.

— Любит искусство?

— Да.

— В фильме, однако, Чегодаев властный и неотесанный солдафон. Не кузен ли это ваш, великий князь Дмитрий Павлович?

— Этого я сказать не могу.

— А сказать, кто, по-вашему, убил и при каких обстоятельствах Распутина, можете?

— Спросите лучше у мужа, — она едва стоит на ногах. — Ему лучше знать.

В гостинице они не разговаривают. Войдя в номер, она рухнула на постель, с ней сделался нервный припадок.

«Черт меня возьми! — думал он, прикладывая влажные салфетки ей на лоб. — Брошу к чертовой матери этот процесс, будь что будет. Завтра же уедем. Никакие деньги не стоят единственно любящего меня на этом свете существа».

— Скажу Булю, пусть позвонит завтра в пароходство, поплывем домой, — говорит, раздеваясь в спальне.

— Ты что, в своем уме? — вскочила она с подушек. — Замолчи немедленно! Иначе я не знаю, что сделаю. Мужчина ты или нет!

Такой он видел ее впервые: прижатые к груди кулачки, пылающее яростью лицо. Притиснутый к стенке маленький бесстрашный зверек…

— Радость моя, успокойся, — целует он ей глаза, — это я так, минутная слабость, прости. Завтра я им задам жару, увидишь.

— Хвастунишка. Погаси свет, я без сил, сплю…

На другой день настал его черед, Джоуит вил из него веревки. «Пожалуйста, опишите нам в подробностях ночь убийства Распутина, вас же было пятеро заговорщиков, не так ли?»… «Испытывали ли вы накануне убийства муки совести? Нервозность? Раскаяние? Жалость? Сомнения?» Перерыв, вызов свидетелей, продолжение слушаний…

В свежих номерах европейских газет подробные отчеты о процессе, фотографии, интервью. Пишут о том, как они одеты с женой, что заказывают на обед в ресторане, какие вина предпочитают.

В кабинете главного редактора «Гардиан» он дает пресс-конференцию.

«Я борюсь с алчными евреями!»

«Простите, разве в «Метро — Голдвин — Майер» одни евреи?»

«В Голливуде засилье евреев. В их руках американский кинематограф. Они везде, где пахнет деньгами и воровством».

«Может, и Распутин, с которым вы расправились, тоже еврей?»

«Не говорите глупости! Распутин был темным русским мужиком. Но те, кто покровительствовал этому проходимцу, снабжал его деньгами, хотел с его помощью прибрать к рукам Россию, были евреи. Даже в секретарях он держал еврея, Арона Симановича»…

Они выиграли! Суд постановил приостановить на время показ ленты, вырезать все спорные сцены, снабдить картину уведомлением, что любое сходство с реальными людьми случайно и не отображает реальных исторических прототипов. За понесенный моральный ущерб студия «Метро — Голдвин — Майер» обязывалась выплатить в течение трех недель со дня вынесения судебного постановления истице, гражданке Франции госпоже Ирине Александровне Юсуповой, сорок пять тысяч английских фунтов стерлингов и оплатить все ее судебные расходы.

Ура, ура, ура! Его поджидают на ступеньках отеля десятки журналистов, умоляют ответить на один-единственный… «Пожалуйста, не убегайте, сэр, прошу вас, всего один-единственный вопрос: как вы намерены (обгоняют на ступеньках лестницы, щелкают затворами фотоаппаратов)… как вы намерены распорядиться в случае успеха полученной суммой отступных?»

— Пущу на ветер! — кричит он. — Пущу на ветер!

Слава, черт ее побери, голова кругом…

Не успели вернуться в Париж, как были атакованы кредиторами. Из дому носа не высунешь: понаторевшие в общении с должниками сторожа перекрыли все ходы и выходы, мышь не проскочит. Вопрос с компенсацией между тем перекочевал в высшие судебные инстанции Лондона: студия подала встречную апелляцию. Деньги таяли, жить в осаде было невыносимо, они устроили побег. Связались через общих знакомых с игравшей в их булонском театре милейшей гречанкой Валери, которая жила в списанной барже у Нейинского моста, выбрались поздним вечером с минимумом вещей, покатили в заказанном такси в расположенный на окраине Булонского леса район Нейи-Сюр-Сен.