Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова

достигнув цели.

Он не нападал. Очевидно, задумался.

Или, быть может… просто напугать своей жестокостью именно ее не хотел?

Широченная грудь мужа тяжело вздымалась под напором частого дыхания. Точно сражаясь за самоконтроль, Дмитрий плотно стиснул челюсти.

До противного скрежета.

В тот миг Лиза и осознала: цель Соколовского – остановить друга. Своим приветствием Павел дал ему понять: «Она же здесь! Все видит!»

— Как дела, Пашенька? — прилагая титанические усилия, Лиза растянула губы в некоем подобии улыбки. — Давно не виделись…

— Да уж, давненько! — коротко хохотнул тот с привычной беспечностью. — Успел борщам по твоим соскучиться. А дела… бывало и лучше, рыжая. Но жив-здоров, как видишь!

— Таким и оставайся, — искренне пожелала она, сделавшись абсолютно серьезной, — еще много-много лет!

Казалось, впервые в жизни мужчина растерялся. Самую малость, но все же.

— Знаешь, я… очень постараюсь, малышка!

— Обещаешь?

— Пф! — очередная усмешка. — Слово даю!

Их милая беседа оказалась бесцеремонно прервана Дмитрием.

Судя по всему, ему таки удалось совладать с эмоциями и принять окончательное решение относительно Матвея. В итоге он яростно оттолкнул от себя несостоявшегося противника и грозно рыкнул:

— Отдыхай пока! Но теперь оглядывайся: второго предупреждения не будет. Его, сука, просто не будет!

В ответ Верещагин предусмотрительно промолчал, хоть и давалось ему подобное здравомыслие явно непросто. А вот кто молчать не собирался, так это Аркадий Михайлович:

— Тебя где черти носили столько времени? Отъехал же за Пашкой буквально на час… и провалился!

Что? Выходит… это его место пустовало сейчас практически во главе стола? Серьезно? Прямо между Прокурором и Похомом?

— А ты думаешь, его так просто от очередной шлюхи оторвать? — мгновенно ощетинился на отца Дима. — Ну, так вперед! Сам попробуй.

— Простите, простите! — примирительно вскинув ладони, Пашка зашагал в их сторону. — Глубочайше извините. Женщины – моя слабость. Виноват!

А потом настал тот миг.

Тот самый, когда голоса вокруг стихли. Когда время остановилось.

Когда не осталось в этом мире ничего, кроме мрачного взгляда мужа, направленного прямо на нее. Порабощающего. Лишающего воли. Внимательного. А вместе с тем свирепого.

Как же ей хотелось вопреки здравому смыслу сорваться с места и побежать навстречу Похомову. Крепко прижаться к его мощной груди. Жарко целовать в жесткие губы, демонстрируя всю силу своих чувств.

Но увы! Вместо этого Лиза напряженно вжалась в спинку стула.

Совершенно не представляла, как вести себя с ним теперь. На публике.

Если она понимала верно, то их встреча должна выглядеть естественно. То есть так, будто в последний раз они виделись в тот роковой день, когда Аркадий Михайлович увез ее из его квартиры.

Что ж… вскоре все вопросы отпали сами собой.

Уставившись на Лизу в упор, Дмитрий поманил ее к себе:

— Иди-ка сюда!

Холодный. Жесткий. Бескомпромиссный. Приказ.

Приказ, которого она не могла ослушаться. Да и не хотела.

Лишь уточнила:

— Куда?

— Ко мне!

И она пошла. Неуверенной поступью. Медленно. Тяжело дыша.

И абсолютно не понимая, что происходит.

Спустя пару минут, она остановилась в шаге от него.

Из-за многочисленных наблюдателей не решилась подойти ближе.

Напрасно! Дмитрий сделал это сам.

И теперь, когда между ними оставалось не более пары сантиметров, она навис над ней холодной разгневанной глыбой.

Но из-за чего он злился?

Хороший вопрос!

Казалось, воздух стал вязким. Да что там, его точно электричеством накачали. Не иначе, ведь вокруг все искрило от любого неосторожного движения.

Не проронив ни звука, Борзый привычным жестом запустил ладонь в ее распушенные волосы. Резко (но не больно) намотал их на свой здоровенный кулак и слегка натянул, вынуждая Лизу, поддавшись инстинкту, привстать на носочках.

Замереть, глядя строго глаза в глаза. Дышать в унисон.

— Дима, — выдохнула она судорожно, не в силах более держать себя в рамках.

Взгляд мужа тут же переметнулся на ее губы. И смотрел он на них с таким свирепым голодом, что кожу точно огнем жгло.

— М-м-м?

От легкой хрипотцы в его чувственном голосе каждый волосок на теле приподнялся, будто признавая своего «хозяина».

Лиза вновь шумно выдохнула, просто дурея от близости любимого мужчины.

Такой запретной. Но такой желанной.

А вот Похомов, наоборот, настороженно прищурился. Свободной рукой он окончательно притянул ее в свои объятия и, не прерывая зрительного контакта, произнес.

Громко. Отчетливо. Обращаясь исключительно к Андрею.

— Малой, тебе прямо сейчас въ*бать за то, что напоил ее? Или утра подождем?

— Нет, — попыталась возразить, — зачем? Я же сама...

— Ну, блин! — обреченно отозвался Гордеев. — Твоего удара я сейчас точно не выдержу! Давай завтра, а? Хоть сдачи тебе дать попробую!

— Завтра так завтра! — снисходительно обнадежил его Дмитрий. — С юбилеем, кстати!

— Спасибо!

Завершая столь странный разговор, Похомов сжал Лизу в своих объятиях еще сильнее. Буквально до хруста костей. И данный жест подействовал на нее отрезвляюще.

«Какого лешего он тискает меня на глазах у всех? Разве это не…»

— С ума сошел? — зашипела тихонько, тщетно пытаясь отстраниться. — На нас же сейчас все смотрят!

— И хрен бы с ними! Есть ты. Есть я. Все!

— Но, Дима…

Пустая трата времени. Муж глазел на нее, словно в трансе пребывая.

И абсолютно никого вокруг не замечая.

— Там мой дядя, вообще-то! — привела последний аргумент.

И он подействовал. Правда, как-то странно.

Хищно оскалившись и нетерпеливо рыкнув, Дмитрий намертво вцепился в ее хрупкое запястье.

— Ничего не бойся, — потянул Лизу за собой, направляясь прямиком к своему пустующему месту. — Идем!

Глава 31

— Ёбушки-воробушки! — ошалело присвистнул Пашка, увеличенными до небывалых размеров глазами таращась на Вику и Андрея, которых заметил милующимися, только когда Дмитрий почти довел Лизу до «пункта назначения». — Что творится-то, люди добрые?

Горе-любовнички, явно устав от повышенного внимания к их скромным персонам, знатно насупились.

— Пожалуйста, не начинай! — Соколовская умоляюще поглядывала на старшего братца из-под бровей. — Отца хватило. С лихвой.

— Т-а-а-а-к! — протянул тот многозначительно. И тут же принялся сосредоточенно рыскать взглядом по толпе. Однако вскоре махнул рукой на эту затею и громко рявкнул: — Батёк, ты там как? Живой? Держишься? Не загнулся еще от обширнейшего инфаркта?

— Хрен дождешься! — прилетело в ответ.

— А мечтать никто не запрещал!

— Сученок! — с невероятной, всепоглощающей гордостью выкрикнул Шмель. — Весь в меня,