Звезды-свидетели. Витамин любви - Анна Данилова

– Они были соседками. И прекрасно ладили. Не дружили, нет… Хотя Тамара куда больше сгодилась бы на роль ее подруги. Конечно, у нее неполная семья, но очень хорошая мать. Жаль, конечно, что у нее жизнь личная не устроена. Но в целом этот факт ни на что не влиял.

– Оля, вас послушать, так в вашем классе очень хороший климат, и вы практически обходитесь без конфликтов. Однако сериал «Школа»…

– В «Школе» – все правда, – с готовностью выпалила Оля. – Но бывают разные классы, так подбираются… Да и люди тоже разные. Думаю, это зависит все-таки в большей степени от того, в какой семье кто воспитывается. Наш класс на самом деле какой-то спокойный.

– Задам такой вопрос: как вы думаете, Оля, кто мог бы желать смерти Миле? Или Тамаре?

– Понятия не имею. Думаю, произошло какое-то чудовищное недоразумение. У нас все так в классе думают. Вы будете опрашивать сейчас всех – вам никто другого не скажет.

Оля оказалась права. Практически все одноклассники погибших девочек (в том числе и Тина, которую Лиза пока что решила не выделять) говорили одно и то же. Либо, думала Лиза, они сговорились молчать и не рассказывать правду, либо в этом классе на самом деле никаких видимых драм не было.

Девочки, однако, оказались намного разговорчивее ребят.

Что же касалось отношения класса к Елене Александровне, то и здесь чувствовалось единодушие – все как будто уважали физичку, высказывались о ней, как о чуть ли не самой любимой учительнице. Тем более непонятна эта предсмертная записка…

У Лизы промелькнула мысль и вовсе невероятная: а что, если у Лены Семеновой в школе была своего рода соперница, тоже учительница, которая завидовала ей? Может, как-нибудь на педсовете директор поставила Лену в пример этой сопернице. Чем не повод разозлить амбициозную коллегу, да к тому же еще старательную, трудолюбивую?

Был разговор и с директором школы в типично строгом костюме, немолодой, с усталым лицом. Та сказала только, что в школе говорят о самоубийствах. Почему о самоубийствах? Потому что так всем спокойнее? Или наоборот – неспокойнее, ведь теперь надо искать причины. И все как один удивляются выбранной мишени.

Сказать, что беседы с одноклассниками ничего не дали, значит, слукавить. Конечно, дали. Прежде всего ощущение, что все о чем-то умалчивают.

7

15 февраля 2010 г.

Было непривычно холодно. То есть она привыкла, конечно, к холоду. К физическому, ведь на улице ветреный февраль. Но холод был какой-то странный, внутренний, словно она замораживалась изнутри и ничего не могла с этим поделать. Стыли ноги, обутые в теплые меховые сапоги. И пальцы рук, самые кончики, стали, кажется, совсем ледяными… Наконец она увидела знакомое лицо. Лиза Травина. Какое счастье. Она думала уже, что никогда не отыщется человек, который встанет на ее защиту.

– Спасибо, что пришла, – прошептала Елена Семенова, давясь слезами, как если бы увидела, что в кабинет следователя, который тактично удалился, вошла мама. Вот точно такая же была бы реакция. На этот раз на месте мамы, которая все поймет и простит, оказалась Лиза.

– Успокойся, Лена. – Лиза улыбнулась так, как если бы они расстались только вчера, на школьном дворе. Она прекрасно выглядела: молодая, стройная, полная сил и на редкость румяная, что добавляло красок унылому зимнему дню. – Давай поговорим.

– Даже не знаю, с чего начать… Хочется твердить только одно: янивчемневиновата, янивчемневиновата… Без пауз. Но я на самом деле ни в чем не виновата. И двойки в тот день поставила многим. Ребята что-то недопоняли, так это не моя вина. Скажу даже, что оценки эти не пошли в журнал!!!

Удивительно, но вот об этой существенной детали никто из учеников не сказал. А ведь фраза «это не пойдет в журнал» воспринималась как подарок небес. Другими словами, что оценка как бы несерьезная, хотя и стоит призадуматься. Не более.

– Лена, прошу тебя, во-первых, успокоиться…

– Лиза! Да не могу я успокоиться! Меня обвиняют в доведении до самоубийства! Как я могу быть спокойна? Тем более что к Миле Казанцевой я относилась хорошо, она была способной, талантливой ученицей, и у нас с ней никогда не возникало никаких конфликтов. Вот скажи, если бы тебе предъявили такое обвинение…

– Лена, я все понимаю. Но записка есть. Мне позвонила Глаша и сказала, что почерк, которым она написана, действительно Людмилы Казанцевой! Понимаешь? Я еще надеялась, что это фальшивка, что кто-то просто хотел подставить тебя, но почерк, повторяю, ее, Милы! Постарайся вспомнить, что между вами могло произойти, чтобы она написала такое… Может, ты ее оскорбила, унизила. Ведь она же написала: «В моей смерти прошу винить Елену Александровну Семенову. Устала от унижений и оскорблений. Не поминайте лихом… Мила. Прости меня, мама…» Ты уж извини меня, что я напомнила тебе этот жуткий текст… Но нам надо будет с ним работать. Понять, что же могло случиться, чтобы девочка решилась… Я понимаю, что записка, быть может, и не имеет никакого отношения к ее смерти… Ее вообще могли убить, а записку она могла написать под давлением, понимаешь? А тебе, раз ты не чувствуешь своей вины, все же не стоит ударяться в панику. Жаль, что пока еще не готовы результаты вскрытия. Мне почему-то кажется, что ее смерть связана не с тобой, да и вообще не со школой или учебой, тем более что в школе-то у нее было как будто бы все благополучно.

– Тогда с чем?

– Я сегодня больше двух часов беседовала с ее одноклассниками, с классным руководителем – бледная, на мой взгляд, и слабая личность, вообще никакая и мало что может сказать о своих учениках, – и мне показалось странным, что все как один утверждают, что у Милы не было никакой личной жизни. Словно она была… как бы выше всех романтических отношений, и вся жизнь ее сконцентрировалась на учебе, на медали… А что ты можешь об этом сказать? Твои наблюдения?

– Я же не была классным руководителем, виделась с Милой лишь на уроках физики. Могу сказать, что она производила впечатление девочки умной, доброжелательной, неконфликтной и очень замкнутой. Конечно, не могла не бросаться в глаза ее дружба с Тиной Неустроевой.

– А на уроке физики можно было определить, кто с кем дружит?

– Мало того что они сидят вместе, а это тоже, как ты знаешь, показатель определенных отношений, ну, хотя бы симпатий, так еще они постоянно на переменах рядом. Не могу сказать, что ходят, вернее, ходили взявшись за руки, это было бы слишком. Хотя в младших классах эту картину нередко можно увидеть. Но их дружба все равно бросалась в глаза. Все в школе знали Милу Казанцеву, и многие недоумевали, что между ними может быть общего. Однако они прекрасно ладили и были, я думаю, интересны друг другу.

– Может, Мила вляпалась в какую-нибудь историю, связанную именно с Тиной?

– Да все может быть! Но никак не могу понять, при чем здесь я!

– Тогда расскажи о вашей последней самостоятельной. Что произошло, почему Мила получила двойку и, главное, как на нее отреагировала?