Верность - Меган Девос

– Знаю, – мрачно ответил брат. – Пожалуйста… позволь мне сделать необходимое. Так надо.

Я не понимала, о чем он говорит. Наверное, о погребении. Я провела последние мгновения с живым отцом. Пусть теперь Джоуна исполнит свою часть обязанностей. Я молча кивнула и откинулась на спинку стула. Казалось, я не один день просидела согнувшись. Спину заломило. Все мышцы одеревенели. Я попыталась отвести взгляд от умершего отца. Эта картина вплавилась мне в мозг и останется там до конца моей жизни.

Постепенно мои слезы высохли, оставив на щеках соленую пленку. Джоуна глубоко дышал. Скорбное зрелище потрясло и его. Измотанное болезнью, а теперь и мертвое тело – все, что осталось от нашего некогда сильного и здорового отца. Я встала на затекшие ноги, глубоко вдохнула и наклонилась, стараясь не заплакать снова.

– Я люблю тебя, папа, – едва слышно прошептала я.

Не знаю, действительно ли меня трясло или только казалось. Я поцеловала отца в лоб. Губы ощутили холод кожи. Пришлось зажмуриться, иначе бы я точно разревелась. Потом я выпрямилась и отвернулась, не в силах еще раз взглянуть на мертвое тело. Я вытерла хлюпающий нос, кивнула Джоуне и заставила себя выйти из комнаты.

Мне стоило больших усилий уйти тихо, не оглядываясь. У постигшего меня горя была светлая полоска: я успела попрощаться с отцом, за что буду вечно благодарна судьбе. Я успела сказать отцу, как сильно я его люблю и как много он для меня значит. Он умер, услышав от меня эти слова. Главное, я не опоздала.

Я брела по лагерю, едва дыша. Нельзя стоять на месте, иначе печаль меня придавит. Горло саднило, вместо сердца была дыра, однако глаза оставались сухими. На меня снова наваливалось знакомое оцепенение. Слишком знакомое.

Я не соображала, куда иду, пока не оказалась возле двери отцовского кабинета. Это меня немного смутило. Сколько раз я врывалась сюда, даже не постучавшись? Сколько раз видела отца склонившимся над картами, бумагами, занятого его бесконечными делами? Пожалуй, я бы сбилась со счета.

Не задумываясь, я навалилась плечом на дверь и вошла. Помещение осталось таким, каким было всегда: сумрачным, несколько захламленным и порядком обветшалым. Отцовский кабинет. Точнее, теперь просто кабинет, у которого больше нет хозяина. Я медленно прошла к письменному столу, подмечая мелочи, которые прежде казались обыденными: недопитая кружка чая, разбросанные по столу ручки, вечные кипы бумаг, содержащих неведомо какие сведения.

Однако больнее всего по мне сейчас ударила единственная фотография в серебряной рамке. Сколько помню, она всегда стояла в углу стола. Пройдя еще пару шагов, я отупело плюхнулась на отцовский стул. Света из окон было достаточно, чтобы разглядеть на снимке четыре улыбающихся лица.

Это была наша единственная общая фотография, сделанная в то время, когда мы жили счастливой семьей. Мама с отцом широко улыбались. Отцовская ладонь ласково лежала у нее на плече, а на руках мама держала меня. Мне было года два, и о том, что это я, говорили лишь завитки светлых волос. Джоуна стоял впереди отца и обеими руками держался за его локоть. Брату на тот момент исполнилось шесть или семь. Он тоже улыбался, демонстрируя просветы на месте выпавших молочных зубов.

Двое из четырех на этом фото были мертвы.

Дрожащей рукой я потянулась к рамке и случайно смахнула кипу бумаг. Они разлетелись по всему столу.

– Растяпа, – пробормотала я, досадуя, что нарушила порядок на отцовском столе.

Я попыталась спешно собрать бумаги. Трясущиеся руки меня не слушались. Хуже того, я почувствовала, что из глаз вот-вот снова польются эти дурацкие слезы.

«Умница, Грейс. Давай устраивай хаос из того, что у тебя осталось от отца».

Мысленно отчитывая себя, я сделала вторую попытку упорядочить бумаги, попутно стараясь подавить желание заплакать. Я почти собрала всю кипу, когда вдруг заметила под бумагами какой-то крупный лист, разложенный во всю длину. Мне был виден лишь маленький участок, но и этого хватило, чтобы застыть на месте.

Это был не просто крупный лист бумаги. Это была карта.

Дрожащими руками я принялась снимать с нее другие бумаги. Оказалось, карта занимала бо́льшую часть стола. Вскоре я поняла, что она отображает. Я стала расчищать ее быстрее, сбрасывая бумажный хлам как попало. Наконец она оказалась свободна.

Передо мной находилась очень подробная карта Блэкуинга, снабженная бесчисленными пометками и значками.

Чем пристальнее я всматривалась в эти значки, тем страшнее мне становилось. Со всех сторон к лагерю тянулись стрелки, сходясь в определенных точках вокруг границы. Части лагеря были подписаны жирными буквами и подсвечены текстовыделителем. «Склад боеприпасов», «Продуктовый склад»… От одной надписи у меня заледенела кровь: «Лидер».

Достаточно скоро я разобралась с назначением карты. Линии и стрелки, соединенные со словами и пояснениями, ясно указывали: передо мною не просто план вражеского лагеря, а нечто куда более опасное. Это была схема боевых действий по захвату Блэкуинга.

Громкий лязг открывшейся двери заставил меня подскочить на стуле. Подняв глаза от карты, я увидела, как в кабинет вваливается Джоуна. Обозрев обстановку, он тут же догадался о моем «открытии». Оно очень многое объясняло. Теперь понятно, почему Селт все это время был так плотно занят и не покидал кабинета, пока совсем не ослаб. Выбрав самых надежных из числа своих помощников, он передавал им сведения по Блэкуингу.

Они замышляли войну, и отец готовил преемников, которые ее начнут после его смерти.

– Что это? – тихо и сердито спросила я, в упор глядя на Джоуну.

Он постоянно находился при отце и участвовал во всех совещаниях.

– Что ты тут делаешь? – спросил брат, не отвечая на мой вопрос.

Джоуна явно не ожидал застать меня здесь и теперь пытался сориентироваться.

– Джоуна, что это такое?

Он тяжело вздохнул, проведя ладонью по лицу:

– Думаю, ты и сама уже догадалась.

– Я хочу услышать от тебя, – прошипела я.

От их замысла мне становилось все страшнее. Атака на Блэкуинг была направлена не только на тех, кто вооружен и способен дать отпор. Они планировали нападение на всех обитателей лагеря: мужчин, женщин, детей, молодых, стариков. На всех без разбору. Если Грейстоун начнет войну без предупреждения, в Блэкуинге пострадают все.

Все погибнут.

– Грейс, у нас истощаются запасы всего. Мы возвращаемся из вылазок с пустыми руками, и такое случается все чаще… Мы давно знали: когда-нибудь в городе ничего не останется. И вот… эти времена пришли.

– И поэтому вы решили начать войну с Блэкуингом?

Я не могла говорить спокойно и почти кричала. Джоуна изумленно моргнул.

– Почему тебя это так волнует? – с искренним недоумением спросил он.

– Потому что… нельзя так поступать! Разве ты не понимаешь, к чему это приведет? Ты начнешь войну с Блэкуингом… большинство погибнет сразу. Уцелевшие перемрут потом, поскольку ты и твои сообщники унесете из лагеря все, что только можно. Джоуна, они ведь люди.