Верность - Меган Девос

– Нет, Люти, – успокоила я подругу.

Она облегченно вздохнула, пристально глядя на меня. В чем мы с Люти резко расходились, так это в восприятии жестокостей нашего мира. У нас был разный опыт. Я участвовала во множестве вылазок и налетов и давно потеряла счет убитым моею рукой. Люти никогда не выходила за пределы лагеря. За неимением более точного слова, ее можно было назвать слабой, но ее оптимистичное отношение к окружающему миру заражало и оказывало воздействие на других. Благодаря ей я еще замечала крупицы добра в этом мире, чему так старательно пыталась научить и Хейдена.

Хейден.

Уфф…

«Грейс, перестань думать о нем», – велела я себе.

– Они делали тебе больно? – мягко допытывалась Люти.

Казалось, она смотрит в сторону, но я чувствовала: подруга внимательно наблюдает за мной. Я тянула с ответом, разглядывая травинки возле ноги. Люти ждала.

– Нет.

– А какая у них там жизнь? – спросила она, не справляясь с любопытством. – Такая же, как здесь?

– Я же тебе сказала, что не хочу об этом говорить. Закрыли тему, – огрызнулась я, тяжело вздохнув.

Джоуна тоже приставал ко мне с вопросами, но мне удавалось отвертеться. Теперь еще Люти привязалась.

– Конечно, конечно. Извини, – торопливо сказала она. – Просто… ты – единственная, кто сумел вернуться. Заложникам это не удается.

Заложница. Я мысленно повторила это слово, и оно резануло меня своей неточностью. Я была пленницей, но ни в коем случае не заложницей. Никому и в голову не приходило использовать меня во вражде с Грейстоуном. По крайней мере, Хейден точно не собирался. С самого первого дня он хотел вернуть долг за то, что я спасла ему жизнь.

– Знаю, – отрезала я, не став поправлять Люти.

Чем меньше я расскажу, тем лучше.

– Вообще-то, здорово, что ты вернулась. Честное слово. А то эта болезнь Селта и все такое, – беззаботно произнесла Люти, прислонившись к стволу.

– Как ты сказала? – встрепенулась я, уставившись на нее.

Глаза подруги невинно моргнули и тут же настороженно округлились.

– А что?

– Вот и я спрашиваю о том же. Селт болен?

Я оттолкнулась от ствола. Казалось бы, чему удивляться? Селт неважно выглядел, но услышанное подтверждение меня испугало.

– Грейс, прости меня ради бога, – затараторила Люти. – Прости. Я думала, ты знаешь.

Она дотронулась до моего колена, стараясь меня успокоить.

– Нет, мне он ничего не говорил, – резко ответила я, вскакивая на ноги. – Мне надо идти, – уже на ходу бросила я Люти.

– Грейс, постой…

Люти говорила еще что-то, но я уже не шла, а бежала. Мой отец болен, и о его болезни я должна услышать от него.

Я неслась по лагерю, не различая мелькающие хижины и прохожих. Болели отвыкшие от нагрузки мышцы, каждый вдох обжигал легкие. Если Люти и пыталась меня догнать, она безнадежно отстала. Она никогда не умела бегать. Нарастающий страх подхлестывал меня. К хижине, где находился отцовский кабинет, я подбежала совсем запыхавшейся. Не постучавшись, рванула входную дверь и влетела внутрь.

Когда глаза привыкли к сумраку, я увидела Селта, Джоуну и еще нескольких мужчин. Все они сгрудились вокруг стола, заваленного ворохом карт и бумаг. Я шумно захлопнула дверь, и это заставило всех обернуться в мою сторону.

– Грейс, в чем…

– Ты болен? – выпалила я, оборвав отца.

– Грейс…

– Я хочу знать: ты болен? – почти закричала я.

Я тяжело дышала после бега и угрюмо смотрела на отца, сжав кулаки.

– Друзья, оставьте нас ненадолго, – попросил Селт, будто не слыша моего вопроса.

Я судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. Все, кто был в кабинете, послушно вышли, включая Джоуну. То, что никто и не подумал возражать, напугало меня еще сильнее. Джоуна выходил последним. Я поймала его подавленный взгляд. Видно, дела отца совсем плохи.

Мы остались с отцом вдвоем. Я ждала, когда он заговорит. Тишина становилась все более гнетущей. Но я и без его слов видела: он болен. На невероятно бледном лице круги под глазами проступали еще отчетливее. Заострившиеся скулы свидетельствовали о быстрой потере веса. Белки глаз покраснели.

– Грейс, может, сначала ты присядешь? – заботливо предложил он.

– Нет, папа. Я хочу знать, – срывающимся, умоляющим голосом произнесла я, ожидая подтверждения из его уст. – Прошу тебя, говори напрямую.

Селт смотрел на меня, и его лицо мрачнело. Он уже не улыбался.

– Да, Грейс. Я болен.

От этого прямого признания у меня опустились плечи. Я резко выдохнула. Отец никак не мог заболеть. Он был нашим несгибаемым лидером, стойким командиром. Он был моим отцом, неподвластным болезням.

– Что у тебя? – спросила я, с трудом сдерживая подступающие слезы.

Похоже, за эту неделю я пролила слез больше, чем за всю прежнюю жизнь.

– Наши думают, что эндокардит, – неторопливо ответил отец.

Теперь уже и я побледнела, сообразив, с чем он сражается. У отца было воспаление внутренней оболочки сердца. В нашем мире это почти всегда оканчивалось смертью.

– Но разве у нас нет антибиотиков? Это поможет…

– Нет, дорогая, – спокойно возразил Селт, покачав головой. – Боюсь, все зашло слишком далеко, антибиотики уже не помогут. Ты же умная девочка и сумеешь понять, что к чему.

– Но… но ты… Папа, тебе нельзя опускать руки.

Слезы вовсю лились по моим щекам, голос срывался, отчего я сильнее чувствовала отчаяние.

– Я и не опускаю рук. Просто спокойно принимаю то, что рано или поздно случится.

Он подошел ко мне и ласково взял за плечи.

– Но можно же что-то сделать…

– Ничего, Грейс. Ты и сама знаешь. Мы живем совсем в другом мире. Я принял это так, как есть.

Я стояла, крепко зажмурившись. Лицо распухло от слез. Как бы мне ни хотелось спорить и доказывать обратное, я знала: отец прав. Он чахнул с каждым днем. Признаки прогрессирующей болезни были налицо: резкая потеря веса, бледность, вздутия на руках и ногах, что всегда указывает на проблемы с сердцем. Доказательств было более чем достаточно, но я отказывалась их принимать. Он не мог умереть. Это же Селт – мой храбрый и стойкий отец. Он просто не мог умереть. Такое не укладывалось в голове.

Однако дни его были сочтены, и мы оба это знали.

Рано или поздно он умрет, и первое было вернее.

Я содрогнулась всем телом и, отчаянно всхлипнув, бросилась в его объятия. Отец подхватил меня и сжал изо всех сил. Я сразу же заметила, что его объятия уже не такие крепкие, как раньше. Отец ослаб, пугающе ослаб. Это проявлялось во всем, что он делал. И сейчас, когда я рыдала на его плече.