Орден Последней Надежды. Книга 3. Французский дьявол - Андрей Родионов

Я поймал отчаянный взгляд «помощника» и, повернувшись к Абу-Абдаллаху, часто закивал. Мол, так оно и есть. В жизни настоящего лекаря нет места женщинам, вину, вкусной еде и развлечениям. Самое главное для нас — в любую минуту, желательно ночью, да еще чтобы снег, дождь или град в лицо, бежать на помощь к больному.

Многие в моем родном двадцать первом веке искренне так считают, чуть что, тыча в нос клятвой Гиппократа. Вообще-то те, кто читал текст клятвы, знают, что не сказано в ней ничего подобного, так что хватит ею спекулировать. Не верите — ознакомьтесь, развейте иллюзии. Что еще крайне умиляет меня в больных, так это какой-то особый выверт их психики. Они мужественно терпят болезнь весь день, но как только стрелка часов начинает ползти к полуночи, из последних сил кидаются к телефонной трубке, торопясь набрать «03».

Грешат этим как убеленные сединой старцы, так и матери, молодые и не очень. Ночь представляется им страшным испытанием, которое ни за что не преодолеть в одиночку, без доктора. Как будто из подкорки поступает сигнал: «Ахтунг, ахтунг! Вот-вот на охоту выйдут пещерные львы, саблезубые тигры и стаи клыкастых волков. Больному не пережить ужасной ночи, а потому вызывай шамана, лекаря, или кто там у нас есть под рукой! Иначе — каюк. Ты только глянь на больного, мы же непременно потеряем его среди ужасных ночных хищников! Разве сможет он быстро, вприпрыжку мчаться по ночной саванне, ловко карабкаться на деревья или переплыть бушующий поток?»

Я ясно видел, как хотелось капитану сказать нечто резкое, вроде «ослов-докторов убрать в середину строя». Но настоящему мужчине грешно сердиться на юродивых, а потому Абу-Абдаллах не стал ругаться, лишь отмахнулся раздраженно и прорычал:

— Делайте что хотите, только не путайтесь под ногами!

Он развернулся к высокому широкоплечему воину в кольчуге до колен и начал ему что-то объяснять, тыча то в сторону приближающихся галер, то в солнце, которое плавно катилось к горизонту.

Не задерживаясь далее, мы быстро перешли на нос галеры. Если на ее корме были установлены сразу четыре пушки, то здесь обнаружилась только одна, судя по калибру, предназначенная для стрельбы пятифунтовыми ядрами. Нас сразу же отпихнули в сторону, к носовой пушке подскочили трое сарацин, первый из них деловито бухнул на палубу бочонок с порохом, остальные принялись заряжать орудие, нервно покрикивая друг на друга.

— Объясни, что здесь происходит? — прошипел я, как только убедился, что на нас перестали обращать внимание.

— Доверься мне, — ответил брат Иосиф. — Все идет по плану.

— По плану «А»? — язвительно отозвался я. — И когда он провалится, то окажется, что никакого плана «Б» не существует, и мы будем импровизировать, верно? Как бы не оказалось, что никакой это не боевик, а самая натуральная драма!

Монах покосился на меня с недоумением, морщины на лбу собрались в густую гармошку, словно он специально потратил пару лет на обучение этому фокусу у шимпанзе. Я вспомнил, что брат Иосиф в жизни не видел ни одного голливудского блокбастера, и отмахнулся:

— Забудь.

Тот послушно кивнул, но даже отвернувшись, я спиной чувствовал внимательный взгляд. Похоже, монах прикидывал, заговариваюсь я после памятного удара по голове, или это просто так, солнце голову напекло.

Еще через час, когда настигшие нас венецианские галеры начали обходить пиратский корабль с боков, брат Иосиф решил, что настало время действовать.

— Подойди, — громко позвал он меня, а сам с головой закопался в сундучок лекаря.

Один из канониров оглянулся на голос монаха, но, посмотрев на кусок тряпки, который сунул мне брат Иосиф, безразлично отвернулся.

— Бери же, — шепнул монах, я сомкнул пальцы и ощутил, как в протянутую ладонь опустилось нечто тяжелое.

Щеки мои заалели, руки заходили ходуном, по лицу хлынули ручейки пота, плечи с хрустом расправились.

— Спокойней, Робер, — одернул меня брат Иосиф. — Не надо таращить глаза так, словно из вас уже делают евнуха. Ведите себя естественно, как и положено пленнику, ни к чему тревожить сарацин раньше времени. Что вы разволновались, как монашка в солдатской казарме? Или никогда не держали в руках оружия?..

— Пистолеты заряжены? — перебил я монаха.

— Разумеется.

Я глубоко вздохнул, успокаивая зачастившее сердце, и незаметно огляделся. Нет, ни для кого из команды мы в данный момент не представляли ни малейшего интереса, все взоры были прикованы к исконным врагам, венецианцам.

С ловкостью фокусника я сунул за пазуху два пистолета, а в левом рукаве прекрасно поместился кинжал. Никогда я не понимал новой моды, пришедшей к нам из Бургундии в позапрошлом году. К чему эти расфуфыренные панталоны и обтягивающие рукава камзолов? Разве в такой рукав поместится кинжал или хотя бы метательный нож? Но даже если и влезет, то все равно получится полная несуразица. Ты или не вовремя замешкаешься, судорожно пытаясь выхватить клинок, или явишь на всеобщее обозрение ножны, укрепленные на предплечьях. То-то все будут тыкать в тебя пальцами и гнусно ухмыляться за спиной!

Сейчас на мне была надета рубаха под курткой из плотной ткани да широкие штаны, заправленные в сапоги. Есть где укрыть целый арсенал. А модничать я начну, когда примусь обучать новое поколение телохранителей. Или если посвящу себя врачебной карьере, ведь лекарям ни к чему прятать скальпели в тайном месте. Эти люди мирной, хоть и нелегкой профессии обычно кромсают пациентов прилюдно, а звонкую монету им платит не заказчик кровопролития, а сама жертва хирургического вмешательства. Точно так же лекари не считают нужным укрывать от постороннего взгляда прочие острые безделушки: различного диаметра иглы, пилы для работы по кости, тяжелые молотки и ампутационные ножи, больше похожие на тесаки.

На какое-то мгновение я даже ощутил грусть, так захотелось полечить какого-нибудь бедолагу, но затем встряхнулся, возвращаясь к действительности.

— Еще есть что-нибудь? — нетерпеливо спросил я, краем глаза косясь на бомбардиров.

— Стыдитесь, брат мой, — укоризненно покачал головой монах. — Жадность — один из семи смертных грехов. И потом, должен же я и себе хоть что-то оставить.

Я хмыкнул:

— Сразу не мог вооружиться? Зачем было держать все в сундуке?

— Боялся, что, когда буду протискиваться сквозь толпу, кто-нибудь из сарацин может заметить у меня оружие.

Глядя, с каким проворством брат Иосиф сует в рукава рясы различные смертоубийственные железяки, я только головой покачал. Вот фарисей! С другой стороны, имеет полное право жадничать, поскольку сам ухитрился где-то раздобыть все это богатство. А кстати, где?

Убедившись, наконец, в том, что ни в рукава, ни за пазуху ничего больше не влезет, мой спутник скривился так, словно сжевал лимон, и нехотя кивнул мне. Мол, ни в чем себе не отказывай, там, на дне осталась еще целая куча всякого добра.

Когда мы оторвались от опустевшего сундучка, брат Иосиф тихонько позвякивал на каждом шагу. К счастью, на палубе галеры стоял такой шум и гам, что различить это вызывающее бряканье и дребезжание можно было, только подойдя к нам вплотную.