Всё начинается со лжи - Елена Лабрус

Но выйти мы не успели.

— Володя! — тонкий от волнения, я бы даже сказал писклявый голосок Ксении, прозвучал в кафельном мешке особенно пронзительно. — Володя, тебе плохо?

— Охренеть! — вытаращилась Юлька. На свою домработницу, что ворковала над побледневшим, но довольно твёрдо стоявшим на ногах Пашутиным. — Володя?! — брезгливо скривилась она. — Ты назвала его Володя?! Ты вообще что здесь делаешь?

И когда уровень её презрения, наверно, блякнул в голове как красная лампочка, показывая высший уровень, Юлия Владимировна и увидела её изрядно выпирающий в обтягивающем платье животик и буквально окаменела.

— Поздравляю, — проходя мимо, похлопал её Павел по плечу, выводя из оцепенения. — Скоро у тебя родится братик.

Наблюдать эту безобразную сцену как она таскает за волосы любовницу отца, а точнее свою прислугу, мы не остались. Они, конечно, сцепились. Но я подумала, что Ксенька и без посторонней помощи даст Юлии Владимировне неплохую фору, тем более ей было за что бороться.

Судя по побежавшей к туалетам охране, ссора продлилась недолго. А судя по количеству зевак, доставших свои телефоны, сеть сегодня будет переполнена сообщениями о беременной подружке Пашутина, о том, сколько лет она проработала в их доме. А скоро, видимо, присоединятся и официальные источники, подхватят и расскажут слезливую историю сиротки из многодетной семьи. А из того ток-шоу, как сказал Павел, что ей так и не перезвонили, наверняка прибегут первыми. И всё закрутится.

— Твой звёздный час, девочка! — усмехнулся Верейский, имея в виду Ксению, и обнял меня покрепче. — А ты всё равно самая красивая женщина в мире, моё озябшее сокровище.  

Вечерело. И всё так резко изменилось, хотя нас не было не так уж и долго. По всей территории зажгли праздничную подсветку. В бассейне включили цветной фонтан. В битком набитом зале приглушили свет.

На сцене выступали музыканты. На танцполе даже покачивались редкие парочки.

Павел усадил меня за столик. Принёс какие-то закуски, бокал шампанского.

— Блин, зря я сказала про беременность, — переживала я. — Ну и про остальное тоже. При отце.

— Не вздумай только себя в чём-то винить, — жестом позвал он официанта и попросил горячее. — С этой семейкой всегда так, Эль, вечно делаешь какую-нибудь ерунду. Но Пашутин всё равно видит и слышит только то, что хочет. Здесь вижу, здесь не вижу. «Да я ради дочери в лепёшку расшибусь!» — приподнял он на груди рубашку, изображая Владимира Олеговича, — а по сути он просто покупал ей, что она хочет, и на этом их общение заканчивалось.

Принесли горячее. Верейский как ни в чём ни бывало с аппетитом ел. А мне кусок не лез в горло.

— Мне кажется, она в шоке, Паш. Юлька. И такое гадкое чувство, словно я её тоже подвела, предала, обманула, — сделала я глоток шампанского. Покрутила кольцо на пальце. — С другой стороны, ну всё, теперь она знает. Все знают. Всё.

Павел усмехнулся.

— Ты зря беспокоишься, — он потянулся через стол и сжал мою руку. — Главное, что для нас это ничего не меняет. Ты и Машка — вот что важно, а всё остальное — такая никчёмная суета. А Юлька, она как та кошка, всё равно приземлится на лапы. Вон, посмотри, — он кивнул, показывая, куда смотреть.

Я повернулась. И не поверила своим глазам. У входа в зал стояла Юлия Владимировна в обнимку с Ренатом Алескеровым.

— Ничего не понимаю, — я потрясла головой, желая избавиться от морока, и медленно развернулась обратно к Верейскому. — Но он же…

— Что? Изнасиловал её? А я тебе что говорил, — промокнув салфеткой губы, пожал он плечами и протянул мне руку. — Пойдём, потанцуем, красавица моя. Пусть наше фото тоже твитнут все, кому не лень. Пусть Юлькин «миллион» позлорадствует. И пусть это фото разместят завтра во всех таблоидах. Ты — моя. И пусть весь мир об этом знает.

— Паш, а что она сделала прошлый раз? — всё ещё волновалась моя Элька, глядя как сладкая парочка, Юлька с Алескеровым, откровенно сосутся на танцполе, устроенном возле бассейна.

Обязательная программа для молодожёнов наконец-то закончилась. Они оттанцевали свой поставленный хореографом танец, Лиза переоделась раз третий или пятый, и теперь веселье началось для гостей.

— Ты о каком прошлом разе? — развалившись в плетёном кресле, я мусолил сигару, а Эльвира так и ходила с бокалом шампанского и никак не могла его допить.

— Четыре года назад, — поставила она фужер на широкий подлокотник. — Ты же тогда он неё ушёл?

— Да, было дело, — улыбнулся я, глядя на неё. — Приехал из Сочи, места себе не находил. И ушёл.

— А она?

— Ну-у-у, слегка вот так же позакатывала мне истерики. Столь же безобразные, сколь и бесполезные, — и я, конечно, сильно смягчил про «слегка». — А потом нашла себе какого-то придурка. Одного красноярского предпринимателя, типа эко-фермера. Мужик вроде как не старый, за сорок, и вроде как просто сильно верующий, ничего криминального, — выпустил я дым в сторону, чтобы его не сносило на Эльвиру. — Юлька вроде как тоже приобщилась. К вере. Пашутин даже обрадовался. Ему все эти платки, юбки в пол, молитвы, что она целыми днями нашёптывала, показались исцелением для неё, терапией.

— Но всё оказалось вроде как не так просто? — улыбнулась Эльвира.

— Конечно, — кивнул я. — Честно говоря, не знаю по каким объявлениям она находит таких придурков, но у него оказалось своя секта, какая-то псевдохристианская. Селение в Сибири, в тайге, хрен найдёшь где, чуть ли не частоколом огороженное. Хотя почему чуть, огороженное, своими глазами видел. Не знаю людей он там насильно держал или просто хорошо мозги им промывали, но наказывали за непослушание там жестоко. И били, и цепями приковывали, и собаками травили, если сбегали, и голодом тоже морили.

— Это в наше время? — ужаснулась она.

 — Да, моя родная. А я уже ничему не удивляюсь. Глава той общины, он же мессия, или как он там себя называл, каким помазанником божьим, не гнушался ничем. Каждую новую прихожанку лично посвящал, — сделал я неприличный жест, но мог бы и не показывать, Эливира и так понимающе кивнула, нетрудно понять, что это было за «посвящение». — Возможно, большинство из них за этим и шли. Мне кажется, во всех сектах всё крутится вокруг одного и того же места, и все эти «мессии» как и маньяки, зациклены на каких-то детских психотравмах. Этого, возможно, били. Или насиловали. Не знаю. Он за непослушание своих адепток лично бил плетьми. Но это уже потом, когда их в «острог» увозили. Сначала, конечно, всё красиво, прилично, строго, набожно. И самое отвратительное, ведь тянулись к нему женщины, что действительно пережили какое-то горе, беду, потрясение. Доверяли ему, верили в исцеление души. А по сути попадали в рабство.

— И какой был подвох в этой истории? — тяжело вздохнула она. — Ты же сказал, что у неё всё всегда не так, как кажется, — снова покосилась она на Юльку, что Алескеров усадил за столик неподалёку. И они так громко смеялись, не обращая ни на кого внимания, так преданно заглядывали друг другу в глаза, словно это была их свадьба. Правда, так и хотелось добавить: собачья.