Гиммлер. Инквизитор в пенсне - Андрей Васильченко

Проблему планирования эсэсовских семей проще будет объяснить, если принять в расчет личную жизнь самого Гиммлера. Несмотря на то что он продолжал быть верным своей юношеской привычке вмешиваться в личную жизнь близких ему людей, он принципиально изменил подход к добрачным половым отношениям и рождению детей вне брака. К этому времени сама семейная жизнь Гиммлера дала трещину. Осенью 1937 года семейство Гиммлеров проводило относительно спокойный отпуск в Италии. Однако именно в это время Маргарета Гиммлер начинает вести дневник, если, конечно же, можно назвать дневниковыми записями раздраженные заметки. Каждая строчка буквально была пропитана глубоким недовольством. Казалось бы, у Маргареты Гиммлер не было поводов для возмущения. После того как национал-социалисты пришли к власти, Гиммлер стали культивировать образ жизни, который подобал политической элите страны. Вначале они переселяются в просторную мюнхенскую квартиру, располагавшуюся на Мёлыптрассе. Осенью 1934 года Гиммлеры съезжают с нее и перебираются к озеру Тагрензее, где Генрих Гиммлер приобрел имение у певца Алоиза Бергстоллера. Это имение было основательно перестроено в 1937 году. Кроме этого в распоряжении семьи Гиммлеров имеется домик на берегу моря, а также охотничий домик в горах. Со временем супружеская пара обзавелась жильем в Берлине. Поначалу Генрих Гиммлер разместился в комфортабельной квартире на Тиргратенштрассе. Однако в ноябре 1934 года он переезжает в дом № 22 по Хагенштрассе. Следующий раз Гиммлеры меняют берлинское жилье уже в 1937 году. Им достается вместительный дом в престижном районе имперской столицы Далем. По большому счету это был городской особняк, насчитывавший четырнадцать комнат. Поскольку этот дом был задекларирован как служебная квартира рейхсфюрера СС, то он достался ему совершенно бесплатно.

В первые годы брака Маргарета гордилась профессиональными успехами своего супруга. Однако она бесконечно жаловалась на то, что Генриха Гиммлера почти никогда не бывает дома. Она начинает понимать, что у успеха имеется своя обратная сторона. На десятую годовщину свадьбы она запишет в своем дневнике: «У меня имеется очень многое, впрочем, в самом браке я до сих пор нуждающаяся. Генриха почти не существует для меня, он признает только работу». Социальный статус супруги рейхсфюрера СС был очень высоким, но Маргарета с каждым днем становится все более нелюдимой. Постепенно ее замкнутость превращается в некое агрессивное презрение, которое она не стесняется демонстрировать окружающим ее людям. Разочарование озлобляет, и свою злость она срывает на персонале. Она постоянно выражает недовольство «дерзкими и ленивыми» курьерами, которые почти постоянно пребывали в доме Гиммлеров. В дневниковых записях все чаще и чаще появляются нотки, близкие к ожесточению и ярости: «Почему бы не посадить всех этих людей под замок, чтобы они работали там, пока не сдохнут. Иногда я задаюсь вопросом: живу ли я среди людей или нет?»

Нередко досаду Маргарета Гиммлер вымещает на приемном сыне Герхарде, отцом которого был погибший эсэсовец. Герхард был на год старше Гудрун, родной дочери Генриха и Маргареты Гиммлеров. В дневнике озлобленной женщины сохранились самые нелепые претензии к мальчику. Она называет его «преступником», который якобы украл деньги, но продолжает отпираться и «неописуемо врать». Ее также раздражает тот факт, что родная мать мальчика даже не предприняла ни одной попытки вернуть себе своего ребенка. В 1939 году Герхарда направили на обучение в Национально-политическое воспитательное заведение (Наполас). Как уже говорилось, Наполас были учебными заведениями элитного типа. Их курировали Гиммлер и СС. По этой причине Наполас как бы являлись естественными конкурентами «Школ Адольфа Гитлера», которые опекались партийными структурами и «Немецким трудовым фронтом». Мальчик не смог прижиться ни в одном из этих заведений, а потому в октябре 1939 года покинул эти стены.

Принимая во внимание все эти сведения, едва ли можно говорить о том, что атмосфера в семье Генриха Гиммлера была умиротворяющей. И в это время он знакомится с молодой девушкой — Хедвиг Поттхаст, которая в начале 1936 года устроилась к рейхсфюреру СС на работу секретарем. История их любовных отношений была очень долгой и сложной. До 1938 года отношения Гиммлера и Поттхаст носили сугубо формальный характер. Затем возникла взаимная симпатия. Однако реальные любовные отношения между ними завязались не ранее 1940 года, то есть когда они были знакомы уже несколько лет.

Во время своего выступления в феврале 1937 года Генрих Гиммлер заявил группенфюрерам СС: «Иногда в национал-социалистических кругах мы мечтали, что завоюем весь мир. Мы должны подразумевать это, даже когда не говорим об этом. Для меня предельно ясно, что мы должны делать поэтапную подготовительную работу. Сегодня у нас нет в распоряжении свободных людей, чтобы заселить провинцию, зону или сельскую область, равную половине сегодняшней Германии. Также предельно ясно, что нам для этого не хватает населения. Если же мы окажемся обладателями областей, в которых преобладает негерманская кровь, то мы без сомнений и сожаления должны будем выселить всех, начиная от старух заканчивая детьми.

Мы должны будем привезти туда качественное расовое население. Вместе с этим мы должны будем энергично взяться за дело, чтобы заселить нынешнюю Германию сотней миллионов немецких крестьян. Именно это направит нас по пути мирового господства. Тогда мы сможем воспринимать землю в арийском духе».

Гиммлер фактически создавал «расовую утопию», которая поэтапно должна была воплотиться в жизнь. Впервые он упомянул необходимую для Германии сотню миллионов немецких крестьян в 1931 году. Однако в 1937 году эта цифра озвучивалась не как некая гипотетическая предпосылка возрождения Германии, но как цифра, к которой надо было стремиться. Это была цель, которую на протяжении жизни нескольких поколений немцев должна была преследовать имперская политика в области народонаселения. Тон выступлений Гиммлера с каждым годом становился все более воинственным. В 1938 году он ориентировал руководство СС и полиции на приближение «столкновения», «судьбоносного часа», «который на ближайшие 30, 50, 100 лет предопределит жизнь Германии и нас самих».

В ноябре 1938 года Гиммлер заявил группенфюрерам СС, что приближается военный конфликт, в котором противостояние будет идти не на жизнь, а на смерть: «Для нас всех должно быть предельно ясно, что в ближайшие десять лет мы будем идти навстречу неслыханным столкновениям. Это будет не просто борьба наций, которые окажутся по разные стороны фронта. А это будет мировоззренческая борьба, в которой сплотятся все евреи, масоны, марксисты и клерикальный мир. В евреях я вижу движущую силу всех негативных процессов нашего мира. Для них предельно ясно, что они готовы вести войну до тех пор, пока не будут уничтожены Германия и Италия. Из этого следует простой вывод. Евреям не место в Германии. Это является всего лишь вопросом времени… Вам должно быть понятно, что если мы проиграем в начавшейся борьбе, то для германцев не останется даже резерваций. Их будут морить голодом и уничтожать. Это будет уделом каждого, без учета того, являлся ли он восторженным приверженцем Третьего рейха или нет. Для преследования будет достаточно того, что человек был рожден немецкой женщиной и говорит на немецком языке».