Совок-4 - Вадим Агарев

в социалистическом обществе, одна сатана. Оправдываться и апеллировать к врачебному диагнозу, тоже не выход, потому, как меня сразу же попрут из МВД. Последний постулат я выдал, как мудрое изречение Паны Борисовны. С авторитетным мнением Левенштейн Лидия Андреевна, пусть и нехотя, но была вынуждена согласиться.

Теперь бы еще Пану уговорить, чтобы при случае подтвердила эту версию относительно моего вынужденного безбрачия. Если она удостоверит мою бредятину, то Лида начисто утратит всяческие сомнения в наличии рокового заболевания и будет спокойна, и почти счастлива. Потому что не поверить заслуженному члену КПСС, профессору и доктору наук, преподающему в университете научный коммунизм, Зуева не сможет ни при каких обстоятельствах. Просто группа крови не позволит. Она же коммунист.

Отступление

— Ты мне обстоятельно, а не на бегу расскажи, что он там с этой Сульдиной? — сидя напротив своего заместителя, долькой лимона закусил глоток «Белого аиста» подполковник Дергачев. — Её в самом деле потом Гриненко в «шурики» оформил?

— Ну пока еще не до конца оформил, пока только запросы разослал. Сам понимаешь, пока красная полоса, пока то, сё… Но обязательство она Корнееву подписала и работать не отказывается, — подтвердил Захарченко, — Да чего там, она уже и информацию козырную моим операм дала. Они её сейчас проверяют. Если всё подтвердится, то мы сразу несколько «кренделей» поднимем! — капитан переместил из стакана в рот глоток коньяка и с удовольствием покатал его по нёбу. — Помнишь, месяца четыре назад сразу несколько грабежей в лесопарковой зоне «баранками» у нас наглухо повисли? — дождавшись кивка начальника, зам по опер продолжил, — Вот по ним Сульдина и дала расклад. И похоже, что в цвет!

— Что-то ты, Виталя, заливаешь! Чтоб ты знал, дружище, эта Сульдина по своей второй ходке при мне садилась. Я тогда еще старшим опером в розыске городского УВД тянул, — недоверчивым взглядом и усмешкой отреагировал на слова своего любимца подполковник, — Так вот, никого из подельников она тогда не сдала и своей вины тоже не признала. Внаглую! Ни одного эпизода! Ни на следствии, ни на суде. Похер, говорит, мне все ваши экспертизы и свидетели! Работали мы с ней тогда по-взрослому! Жестко работали! И на допросах, и по камере. А еще скажу тебе, что после очных ставок с ней некоторые терпилы просили встречные заявления от них принять. Они от всех претензий к ней отказывались. Начисто отказывались! Таисья на них прямо при нас дикого ужаса нагоняла. До ссыкливой трясучки! — Василий Петрович указал взглядом на бутылку и Захарченко этот взгляд истолковал верно.

Разлив в стаканы на треть, он поднял свой перед глазами и посмотрел через него на окно.

— Зря не веришь, Петрович! — покатывая в пальцах грани посудины и наблюдая за переливами жидкого янтаря, с тенью обиды произнес зам. — Я там самолично в трёх шагах присутствовал и весь процесс вербовки Сульдиной своими ушами слышал. И сдачу общака Воронецкого тоже своими ушами слышал! И её собственноручные показания своими глазами читал, пока еще чернила не высохли!

Захарченко одним глотком, как водку, закинул в себя содержимое стакана и проглотил. Потом поставил стакан на стол и повернувшись от окна к подполковнику, указательными пальцами обеих рук почти ткнул себя в уши.

— Вот этими ушами слышал! Сам! Лично! — и, толи от обиды, толи от воспоминаний прошлой сцены с вербовкой Корнеевым Таисьи, налил коньяка только себе и опять одним глотком его выпил.

— Он её так раскатал, Вася, что скажу тебе честно и без обид. Как есть, скажу! Не то, что я, но и ты бы, при всём моем уважении к твоему оперскому опыту, не смог бы так! Уж ты меня извини! — твердо посмотрел капитан в глаза своему наставнику.

Подполковник Дергачев лицом себя не выдал, но некоторое удивление, тем не менее, испытал. До сих пор Виталий еще ни разу не усомнился в его оперском мастерстве в сравнении с кем-либо из коллег. И вполне заслуженно не усомнился. Дергачев знал сам и знал абсолютно объективно, что в городе вряд ли наберется десяток оперов, способных сравниться с ним в искусстве вербовки и «разматывании» жулика на признание. Не в тупом выбивании нужных показаний, а именно в виртуозной расколке на признание того, что за злодеем реально было.

Вопреки заведенной ими за многие годы традиции, начальник РОВД сам разлил коньяк по стаканам и один из них протянул своему самому доверенному заму и другу.

— А с чего ты решил, Виталя, что я тебе не верю? — поднял и свой стакан подполковник, — Я, если кому и верю в этих стенах, так это в первую очередь, тебе! Да ты и сам это знаешь. — Василий Петрович, как и капитан Захарченко, так же, по-плебейски, одним глотком выпил коньяк. Хотя раньше он любил тянуть его смакуя.

— Только вот, что я скажу тебе, капитан! — поднял на подчинённого тяжелый взгляд подпол, — Чудес-то не бывает! Я это за двадцать лет в нашей службе уяснил крепко! Чтобы лучше нас с тобой колоть и вербовать таких зверюг, как Тайка Сульдина, надо не только великие способности на то иметь, но и в розыске прослужить не меньше нашего! С этим, надеюсь, спорить не будешь?

В ответ Захарченко молча покачал головой, соглашаясь, что с этим спорить глупо. Так же, как и с тем, что небо вверху, а земля под ногами.

— Ты вот, что, Виталий, ты подбери какое-нибудь гнилое и безнадежное преступление, а я этого шустрого мальца им озадачу. Своей властью заставлю его всю оперскую работу провести. Даром, что он следак! А там и посмотрим. Один раз, оно, может, и случайно получилось. Как считаешь?

— Я-то не против, — хмуро ответил капитан, — Только, Петрович, если бы ты сам слышал, как он с ней работал, то ты бы и без всяких повторных проверок, убедился, что он лучший опер в городе!

Замполит-книголюб

Поутру в РОВД мы с Лидией Андреевной добирались разными тропами. Дабы не создавать предпосылок для сплетен и пересудов. Особенно с учетом моего специфического недуга. Пока мы собирались на службу и во время завтрака, я, краем глаза ловил на себе взгляды Лиды. Наполненные неуверенностью и сомнением. Однако, держался я, хоть и без веселого задора, но спокойно и уверенно. Как и следует держаться безнадежно хворому, но мужественному человеку.

На оперативке я долго не задержался. Даже не