Регулюм - Василий Головачев

– Станислав Кириллович, – раздался в наушнике рации голос Димы, – мы вынуждены будем открыть огонь, если вы…

Стас помахал рукой охотникам РА, сосредоточился и усилием воли пронзил пространство через «квантовый коридор». Через несколько мгновений он снова оказался на Марсе.

К счастью, хронотранс нельзя было переключить на «задний ход» во время его спуска в прошлое, иначе бегство Вадиму не удалось бы. Однако всех возможностей «волчиц» он не знал, поэтому, чтобы не рисковать, сразу после финиша в нужном году (табло на стене бункера показывало цифры: 1990), сел в одну из подземных лодок, с которыми уже имел дело, и приказал автоводителю выбираться из-под земли на поверхность.

Через час подземоход доставил его в знакомый подвал, – по-видимому, этот маршрут был введен в программу всех подземных аппаратов для отрезка времени, в котором существовал подвал и весь дом, – Вадим обшарил все отделения аппарата, нашел длиннер, то ли забытый кем-то из равновесников во время прошлых экспедиций, то ли оставленный специально, и, обрадованный находкой (вооруженный человек чувствует себя намного уверенней), полез из подвала наверх.

Замок удалось взломать с помощью обыкновенной монтировки с третьей попытки: в данный момент подвал запирался накладным замком, язычок которого не выдержал усилий человека. Прислушиваясь к тишине наверху, Вадим открыл тяжелую деревянную дверь, обшитую металлическим листом, поднялся по лестнице в цокольный этаж дома, затем вышел в подъезд и тут только понял причину тишины: он появился здесь ночью. Судя по снежно-ледяной корке на тротуаре и приличному морозцу, в Москве стояла зима, что косвенно подтверждало прибытие Вадима в нужный момент – в январь тысяча девятьсот девяностого года.

Шел, вероятно, второй или третий час ночи, прохожих видно не было, по улицам проносились редкие автомобили. Проводив один из них глазами, Вадим остро позавидовал водителю, сидевшему в теплой кабине, и подумал, что без денег, машины, экипировки, друзей и связей ему придется несладко. В девяностом году ему исполнилось всего девять лет, он учился в третьем классе средней школы, и все его друзья, в том числе Стас и Кеша, имели тот же возраст.

Заметив машину с мигалками на крыше, Вадим инстинктивно спрятался в подъезде, подождал немного, соображая, что делать дальше, и вдруг поймал совершенно дикую, шальную, но единственно правильную мысль: надо идти домой! Только там он имел шанс получить помощь, зная все, что происходило в семье, и не бояться, что его сдадут в милицию или ФСБ. Точнее, в КГБ. В девяностом году Россия еще входила в состав СССР и в качестве службы безопасности имела Комитет.

Приняв решение, Вадим запахнул плотнее куртку на груди и зашагал по тротуару прочь от дома, в подвале которого осталась подземная лодка «волчиц». Дом стоял на Вагоноремонтной улице недалеко от Дмитровского шоссе, и до улицы Плещеева, где жила семья Боричей, ему предстояло пройти всего восемь километров.

* * *

Ни отец, ни мама его не узнали, хотя мать смотрела на гостя с удивлением и недоверием, но так и не решилась поверить интуиции. Впрочем, Вадим был этому только рад, потому что, во-первых, ему все равно никто бы не поверил, вздумай он рассказать свою историю, а во-вторых, своим рассказом он мог навлечь на своих молодых еще родителей кучу неприятностей. Сочинив историю о дальних родственниках из Гомеля (Вадим знал, естественно, всех), он представился дядей мамы по бабушкиной линии, сообщил, что он в Москве проездом и что у него украли сумку с паспортом и деньгами. Истории поверили, Боричи редко сомневались в людях, Вадима (дядю Пашу) накормили, напоили, вымыли и спать уложили, почти ни о чем не спрашивая.

Сначала он чувствовал себя неловко, узнавая и не узнавая в красивой молодой женщине свою мать, а в спортивного вида молодом человеке – Борич-старший занимался спортом – играл в волейбол (до пятидесяти лет) – отца. Затем освоился, прошелся по квартире, в которой прожил почти все свои тридцать лет, и с трепетом заглянул в детскую комнату, где обитал Борич-младший, то есть он сам – девятилетний.

Вадик спал, как всегда сбросив с себя одеяло и подложив ладонь под щеку, и не проснулся, когда Вадим накрыл его одеялом. Впрочем, вряд ли он узнал бы в тридцатилетнем дяденьке самого себя, даже если бы и проснулся.

Почуяв движение воздуха, Вадим оглянулся. За дверью стояла мама и смотрела на него, и в глазах ее тревога и сомнения боролись с испугом и мучительным чувством узнавания, и не было никакой возможности рассказать ей тайну своего появления, и Вадим сделал все, чтобы сомнения матери рассеялись.

– Я тоже был таким когда-то, – с улыбкой прошептал он правду. – Сколько себя помню, всегда спал без одеяла, и мама накрывала меня по нескольку раз за ночь, особенно зимой.

Мама улыбнулась в ответ. Вадим едва сдержал порыв, чтобы не подойти и не обнять ее. За спиной матери появился отец в синем спортивном костюме (этот костюм Вадим помнил до сих пор, отец и в пятьдесят лет имел хорошую фигуру и не стеснялся носить обтягивающее тело трико), обнял мать за плечи, кивнул на спящего сына:

– У вас нет детей?

– Нет, – вздохнул Вадим, выходя из комнаты. – Был женат, развелся, но детьми не обзавелся.

– Еще успеете, – кивнула мама, пряча свои сомнения на дне серых лучистых глаз. – Как поживает тетя Оля?

Вадим едва не ляпнул, что тетя Оля умерла, но вовремя прикусил язык: в девяностом году она была еще жива.

– Прибаливает, сердце у нее слабое, но еще двигается, за хатой следит, с дедом Трофимом ругается.

Мама улыбнулась. Ее тетка Оля, красивая, статная, веселая, всю жизнь ссорилась с мужем, покорно сносившим все ее укоры, другую такую несхожую пару трудно было найти, однако никогда не гуляла и мужу не изменяла. Трофим жил с ней как за каменной стеной.

Вадима проводили в гостиную, где ему был разложен диван, пожелали спокойной ночи, и он остался один, вдыхая запахи родного дома и чувствуя себя своим. И одновременно чужим! Хотелось вернуть родителей, во всем им признаться, рассказать историю своей жизни и предупредить, что их ждет в будущем. В то же время он знал, что делать этого нельзя, что он, может быть, вообще зря появился дома, «волчицы» наверняка придут сюда в поисках его следов, и неизвестно, чем закончится их визит. Вполне может случиться, что они захотят изменить его милиссу, воздействовав на него – ребенка, или вообще попытаются убить. И тогда он просто исчезнет. Но, с другой стороны, не стоило переоценивать свою значимость для такой мощной организации, как Равновесие. Едва ли его фигура что-то решала в раскладе сил, корректирующих жизнь Регулюма.

С этими мыслями он уснул. А рано утром уехал, быстро попрощавшись с родителями и не став дожидаться, когда проснется Вадька, девятилетний Вадим Николаевич Борич, волей провидения узнавший истинное положение вещей и круговорот реальностей во Вселенной.

Ему собрали в дорогу узелок: вареные яйца, бутерброды с колбасой, яблоки, сыр, чай, – дали отцовскую меховую кепку, денег, и Вадим, с трудом удержавшись от объятий с мамой, пожал руку отцу и покинул свой родной дом, размышляя о превратностях судьбы. По-видимому, родители ничего не сказали сыну о визите «дяди Паши», иначе Вадим помнил бы этот эпизод своей жизни, а может быть, и рассказали, а он не запомнил. В девятилетнем возрасте редкий ребенок способен сохранить в памяти упоминание о посетившем дом родственнике. Другое дело, если бы он его увидел…