Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец - Александр Семёнов

– Вживую очень круто, – сказала Оля. – Я весной смотрела, кажется, по НТВ чемпионат мира среди профессионалов. Эти ребята в зале выглядят, как чемпионы мира по телевизору. Интересно, как чемпионы выглядят в зале?

– Я видела, – похвасталась Ксения. – Чемпионов с трибуны, а финалистов примерно вот так же, рядом. У некоторых даже брала уроки. В первую минуту чувствуешь полное уныние: а-а-а, я так никогда не смогу!.. Но потом шок проходит, начинаешь приглядываться, думать, прикидывать на себя… И видишь, что всё не так и печально.

Тяжело дышащие Вика с Сергеем подошли к ним, закончив полуфинал. Виктория только поморщилась в ответ на похвалы.

– Джайв опять завалили, – сказала она. – Вообще чуть не забыли, куда идти.

– Так не забыли же, – сказала мама, а Ксения добавила:

– Вы просто умерли на джайве. Надо больше бегать.

– Кто умер! – возмутилась Вика. – Да мы ещё десять туров можем пройти!..

– Верю, верю. Теперь ты похожа на себя, – ответила Ксения. – Идите готовьтесь, победы вам.

И, когда ребята вышли, с грустью произнесла:

– А я, наверное, поеду домой.

– Куда так рано? – спросила Оля. – Ещё же финалы будут?

– Далеко ехать.

– Куда?

– До Проспекта Ветеранов на метро, там ещё на троллейбусе или маршрутке…

– Улица-то какая? – не отступалась Оля.

– Авангардная.

– Так мы рядом живём, наша следующая. Оставайся, проводим в лучшем виде.

– Дома волнуются. И я тоже…

– Позвони, скажи, что всё в порядке, – и Оля протянула телефон.

– Спасибо, – сказала Ксения, набирая номер. А и правда, – подумала она, – почему бы не остаться до конца?… Ведь хочется!

И она осталась, увидела все финалы, заключительный парад, награждение и, к большой радости, признала правоту Андрея: Толя с Дашей действительно выиграли в своём классе, далеко обойдя любимчиков тренера. И впервые за целый год у неё получилось такое возвращение домой, какие бывали прежде. Возвращение, когда не мечтаешь уснуть и открыть глаза на конечной остановке, лишь бы время летело быстрее. Когда не тянет заслониться книгой, а ничего подходящего в сумке, как назло, нет. Когда не вычёркиваешь этот час из жизни, а наоборот, потому что есть старшие попутчики, которых она знает один вечер, но кажется, что уже очень давно. И разговор о том, что интересно. И возможность расслабиться, не обращать внимания на посторонние взгляды. И чувство, пусть временное, пусть обманчивое, но хоть так, – что теперь она, наконец-то, не одна.

Андрей ничуть не удивился, когда в среду, вернувшись с работы, Оля сказала, что вечером ждёт новую ученицу.

– Ты не слишком устал? Перетерпишь наши занятия?

– Я вам ещё и чай принесу, – пообещал Андрей. – С брусничным вареньем. А кто она такая? Я, кажется, догадываюсь.

– И, кажется, правильно, – в тон ответила Оля, садясь к нему на колени. – Часа через два зайдёт…

Прежде чем пришла ученица, Андрей заглянул в электронную почту и обрадовался письму от Марко с вложенными фотографиями.

– Добавь к себе в журнал, – сказал он Оле, – вы замечательно получились!

– Ничего удивительного, кто снимал-то. Обязательно добавлю, только сначала – наши с тобой совместные. А для этого надо их сделать.

– Я всегда стеснялся фотографироваться. С детства не любил, потому что выхожу на фотографиях толстым. Но попробую. Надо, так надо, – сказал Андрей с видом покорности судьбе, в то время как Оля, обнимая его сзади одной рукой, другой тормошила и щекотала под футболкой.

Вскоре явился Слава Брындин, полный рассказами о новой гитаре, которая пока лежала у него на верстаке в виде палисандровых и еловых дощечек, но в воображении была готова и так хороша, что прежняя, чуть не победившая на конкурсе, в её тени уже померкла.

– А почему один? – спросила Оля. – Где Александру потерял?

– Эх, у Сашки, блин, очередной период самокопания и самобичевания. Беда с ней. Я бездарность, я посредственность, я обечайку сломала, и никогда ничего настоящего не сделаю, так и останусь вечной ученицей… Сидит, понимаешь, дома и страдает. Я к ней сейчас и еду, заниматься воспитанием, так сказать. К вам заскочил по пути. А ты, Андрон, я вижу, эстраду совсем забросил? – спросил Слава, глядя, как Андрей уверенно выбирает из двух гитар классическую.

– Иногда играю, чтобы не забыть, – ответил Андрей. – Но да, с тех пор как здесь живем, примерно девять десятых времени занимаюсь классикой.

– Так это хорошо. Сделал окончательный выбор – и держись.

– Да понимаешь, я недавно подумал… Вот взять Марко. Он и старше меня почти на двадцать лет… сорок пять ему, кажется, и уже мэтр, всеми признан. Мог бы успокоиться и жить достигнутым. Но нет же, он чего-то ищет, идёт вперёд, играет современные вещи, молодых авторов открывает. А я застрял на том, что миллион раз сыграно до меня. А вроде, пока ещё не стар.

– Важно не что играть, а как, ты же знаешь, – изрёк Слава.

– Знаю. Но далеко не всегда этой мысли хватает.

– Ай, блин, и здесь самокопание! Кругом разлагающаяся интеллигенция. Вы ещё, блин, о тяжкой народной доле начните размышлять! Ладно, я пошёл, куда хотел, а до вас ещё доберусь. Ждите, голубчики!

– Ну, вот и я попала под раздачу, – сказала Оля, спеша впустить нового гостя. Ксения встретила Славу в прихожей, рассеянно поздоровалась и не обратила внимания на изумлённый взгляд снизу вверх. Она выглядела смущённой, даже чересчур, и Оля, чтобы хоть немного её расшевелить, сама расстегнула и стащила с неё куртку, придвинула тапки, взяла её под руку и, не давая опомниться, потянула в ванную, затем в кабинет. Минут через двадцать Андрей постучался, принёс обещанный чай с вареньем. Девушки сидели за столом, глядя в книгу любимого Олиного Гарри Тертлдава, и, судя по тому, как весело ученица взглянула на Андрея, не прерывая чтения вслух, он понял, что со смущением покончено. Он вернулся к гитаре, стал разбирать современные пьесы. Поиграл одну, другую, третью… Выучить было несложно, да вот не лежала к ним душа, как Андрей ни пытался её уговорить. В конце концов он решил, что мог бы сам насочинять километры такого добра, но раз не сочинил – значит, ему это было не надо. Попробовал импровизировать, как летом на ладожском берегу, но тоже не больно-то удачно. Наверное, оттого что некому было слушать его в пустой комнате. Или, может, он стал более чутко замечать в собственных музыкальных путешествиях чужие маршруты, нанесённые на чужие карты, столетней давности пристани, сигналы всем известных маяков…

– Дюха, проводишь ребёнка домой, ладно? – спросила Оля, войдя в большую комнату. Ребёнок стоял чуть позади, опустив хитрющий взгляд и то ли держась обеими руками за Олины плечи, то ли её придерживая, чтобы не убежала.