Мултанское жертвоприношение - Сергей Лавров

Живет на хуторе близ деревни Люга русская бабка Марья Супрыкина. Так вот, она в беседе со мною на вопрос, что известно ей о мултанских событиях, обмолвилась ненароком, что четыре года тому в Старом Мултане вотяки двоих замолили. Вот теперь прошу вас быть внимательным.

Но Карабчевский и без того смотрел на полковника во все глаза.

— Двойное убийство?! — шепотом спросил он. — И вы смогли доказать? Но как?!

— Скажите, — улыбнулся сыщик, довольный впечатлением и оценкою трудов своих, — вот вы установили в ходе перекрестных допросов, что в ночь с четвертого на пятое пристав Тимофеев ночевал в Старом Мултане, в пяти шагах от родового шалаша, места предполагаемого убийства, и, разумеется, ничего не заметил. Это, мне кажется, был главный аргумент, убедивший присяжных. Сам пристав на предыдущих судах молчал об этом, а славный защитник вотяков, Дрягин ваш, его и не спрашивал. Солгать пристав под присягою не может, а вот умолчать — может безнаказанно. Но почему было не пойти далее и не поинтересоваться, какие дела привели пристава Тимофеева в округу Старого Мултана именно в тот день?! Волостной пристав — человек занятой, дел у него по волости полон рот. Он от нечего делать по округе не разъезжает, поверьте, а непременно по случаю какому. Что же пригнало Тимофеева в Старый Мултан как раз в ночь перед обнаружением тела, и отчего он затем объявился там же только лишь десятого мая?

— Ну, и отчего? — спросил адвокат. — Да не томите же, говорите! Признаю, мне это не приходило в голову выяснять, но лишь потому, что этого для хода дела не надобно!

— А для установления истины? — спросил сыщик, и сам себе добавил: — То-то! Пристав Тимофеев мне сегодня официально доложил рапортичкою по форме, что ехал он по вызову в деревню Кузнерка, где близ огородов бортника Кириллова найдено было днем четвертого мая мертвое раздетое тело. Это был мужчина среднего роста, с бородою и светло-русыми волосами до плеч. При осмотре пристав установил, что убитый весь был истыкан ножами, и смерть наступила, по-видимому, от истечения большого количества крови. Его пытали, этого несчастного! У него были выколоты глаза, отрезан язык… ну, да что я вас буду пугать! Кроме того, у него была содрана кожа с ладоней.

— Это был Конон Матюнин?! — не смог сдержать изумления Николай Платонович. — У вас есть официальное показание пристава Тимофеева?! Дайте взглянуть!

— Это документ внутреннего пользования, — сказал Кричевский. — Поверьте мне на слово. Я не привык такими вещами шутки шутить.

— Но отчего же пристав молчал столько лет?! — спросил адвокат. — И при чем здесь вотяки Старого Мултана?!

— Вы же человек проницательный, — грустно улыбнулся Кричевский. — Что я вам буду служебную тайну выдавать? Кузнерка — село богатое, а пристав Тимофеев обременен семьей с четырьмя дочерьми…

— Крестьяне откупились?! — догадался адвокат.

— Увы! — вздохнул полковник. — Это наш бич! Пристав взял взятку и разрешил тихо, без лишнего шума, закопать тело на том самом месте, где его и нашли. Все равно, как объяснял он мне, шансов установить личность погибшего бродяги было ничтожно мало. Он никак не ожидал, что уже через день ему доложат о второй страшной находке!

Пристав Тимофеев, хоть взятку и взял, преступником себя вовсе не считает и продолжает оставаться верным слугою государя императора нашего. Закрывая глаза на страшные раны первого мертвеца, он все же запомнил, что кое-кто из крестьян осторожно поговаривал, что вот так вот, ножами, источают кровь при неких страшных обрядах. Прямо на вотяков никто не показывал, поскольку удалось дело замять, но отдельные намеки все же делались. К тому же и земли Кузнерки граничат с землями Старого Мултана. В тот раз пристав оставил это дело без внимания.

Зато вдвойне разыгралась его подозрительность, когда после двух дней колебаний, не имея мужества признаться в сокрытии первого мертвого тела, приехал он к мултанскому покойнику. Тут уж аныкские крестьяне не говорили экивоками, а прямо указывали на соседей, стремясь избавиться от изуродованного трупа. И слова их попали на благодатную почву! Тимофеев, томимый угрызениями совести и раскаянием от невыполненного долга, бросился на борьбу с распоясавшимися язычниками с удвоенным рвением! Вот откуда эти совершенно нелогичные уколы ножами и источение крови через раны, никак не подтверждаемые медицинскою экспертизой! Это психологическая проэкция приставом ран первого убиенного, о котором никто не должен был знать, на второго! В его глазах старомултанские вотяки повинны были в двух убийствах, хоть и обвинялись официально лишь в последнем.

— Психологически это все понятно, — хмуро кивнул Карабчевский. — Непонятно только, почему от угрызения совести, как вы изволил выразиться, этого сельского живоглота, семеро человек безо всякой вины должны были томиться четыре года в заключении! Что — и господин помощник прокурора знал о втором покойнике?!

— Не сразу, но узнал, — кивнул Кричевский. — И это тоже повлияло на него, как доказательство вины мултанских крестьян. Не желая выводить на чистую воду принесшего повинную пристава, Раевский лишь с большим запалом набросился на этих несчастных. Поймите, я ведь наших полицейских чинов не оправдываю! Я объясняю, отчего все так вышло!

— Припоминаю я, — сказал Николай Платонович, — что в ходе дела подходил ко мне один вятский священник. Кажется, по фамилии Блинов. Так вот, этот господин Блинов все убеждал меня, что случаи человеческих жертвоприношений вотяками христиан вовсе не редкость в округе, но просто местные власти за взятки их покрывают. Он же говорил, что в мултанской истории, как ему доподлинно известно, была еще одна жертва, которую полиция скрыла.

— Ну вот, а вы умолчали! — развел руками Кричевский.

Они оба давно уже забыли и о водке, и о накрытом столе. Адвокат встал, заложив руки за спину, принялся ходить туда-сюда по комнате, осмысливая все услышанное, стараясь по-новому взглянуть на все известные ему по делу факты.

— Отдаю должное вашему профессионализму, — сказал он и торжественно пожал руку сыщику. — Вот кабы у нас все полицейские были такими!

— Кабы у нас адвокаты все были похожи на вас, тоже было бы замечательно! — не остался в долгу полковник.

— Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку! — засмеялся Карабчевский. — Но все же остался в тени событий главный вопрос, для вас самый важный, как я понимаю. Кто же убил и Конона Матюнина, и того неизвестного, которого мы все так долго принимали за первого? Заодно я хотел бы услыхать и историю про исчезнувший кушак, с которого начали мы нашу интересную и захватывающую беседу!

— Да с кушаком все просто! — улыбнулся сыщик. — Тот убитый, которого нашли на огородах бортника в Кузнерке, связан был по рукам и ногам обрывками кушака. И рот куском кушака был забит. Конечно, все эти пояса очень схожи, но все же он по цвету подпадал под описание кушака Конона Матюнина. Оттого, что кушак был приведен в негодность, и не оказалось его на теле второго убитого, а только азям с синею заплатою, да котомка с документами.