Магиер Лебиус - Руслан Мельников

И выше.

Не задерживаясь, миновали второй пролет. Опять двери. Две двери.

И снова – дальше. И снова – выше.

Третий этаж. Три двери. И откинутый люк над головой. Квадратный проем неба. И – слепящим потоком – свет из того проема.

Глаза, привыкшие к темничной тьме, заныли, заслезились. Дипольд остановился. Сморгнул несколько раз. До чего же все-таки ярок, оказывается, солнечный свет! Раньше это как-то не замечалось.

– Топай давай! – подтолкнули в спину. – Нечего стоять!

Лестница вывела на башню. На просторную боевую площадку. Отсюда хорошо видны и окрестности замка, и сам замок с курящимися струйками разноцветного колдовского дыма. Дым выходит из окон, бойниц, многочисленных отдушин и уходит вверх почти вертикально, никоим образом не подчиняясь прихоти переменчивого ветра.

На башню, где оказался Дипольд, можно было подняться не только изнутри. Снаружи, с примыкающих стен, тоже ведут каменные ступени. Справа и слева – их пфальцграф увидел мельком. По тем, что слева, можно добраться до ворот. По тем, что справа, – спуститься во внутренний замковый двор.

Мощные каменные зубцы и заборала с бойницами огораживают башенную площадку. У двух бойниц – бомбарды в широких тесаных колодах и десятка полтора каменных ядер.

А в центре, посреди башни – стол. Длинный, уставленный яствами, кубками, кувшинами. За столом – полно народа. Знатные оберландцы, рыцари-вассалы Чернокнижника молча пялятся на пленника. Сидящие – безоружны. Не на войну как-никак собрались – на застолье. Пустует только одна лавка – широкая и длинная. Кто-то, видимо, еще не явился на этот странный башенный пир. И этого кого-то ждут: трапеза еще не начиналась. Интересно. Очень интересно…

Во главе стола в высоком кресле восседает сам Альфред Оберландский. Рядом – по правую руку – Лебиус, прячущий лицо под капюшоном с двумя прорезями. За спиной магиера – стража. Двое. С обнаженными мечами. Позади маркграфа – еще двое. Телохранители обвешаны железом с ног до головы. Настороженные и какие-то напружиненные.

А за четырьмя стражами, в тени глубокой бойничной ниши, предназначенной для флангового обстрела, стоит еще один. СТРАЖ. Голем. Стальной и неподвижный. С колдовской росписью на глухом горшкообразном шлеме. Тот самый, с нидербургского ристалища? Может, тот, а может, и не тот. На темно-синих доспехах Дипольд не заметил следов от турнирных копий остландских рыцарей. Латы как новые. Впрочем, это еще ничего не доказывало: влажный лоснящийся блеск на броне голема мог свидетельствовать и о том, что побитые, исцарапанные доспехи просто выправлены и выкрашены заново.

– Присаживайтесь к столу, господин пфальцграф, – улыбнулся Альфред. – Откушайте с нами на свежем воздухе. Тем более что к вам гости…

Гости? К нему? А маркграф уже указывает вниз, под стену, на внутренний двор замка. Там, в тени крепостных укреплений, на каменных плитах, лежат со связанными руками десять человек. Все в одеждах, украшенных остландским златокрылым грифоном. У каждого – по кляпу во рту. Рядом с пленниками…

Интересно, что это? И зачем?

Котел? Чан? Нет, скорее, ванна… Огромная, бронзовая, начищенная до блеска. Еще две деревянные лохани поменьше. Дощатый короб с ручками. Сплетенная из крепких гибких прутьев корзина.

Больше – ничего и никого. Ни стражи, ни палача. А лица связанных людей обращены к пфальцграфу. А на лицах – мольба и ужас.

Некоторые лица Дипольд узнавал. Где-то он уже видел этих людей. Где?! Ах да, в Вассершлосе, в отцовском замке!

– Кто это? – вскинулся Дипольд.

– Послы вашего батюшки его светлости Карла Остландского.

Послы?! Проклятый маркграф!

– Как смеешь ты… так… с послами?! – кипя от гнева, воскликнул Дипольд.

По всем писаным и неписаным правилам посол – неприкосновенен. Ибо он не представляет свою волю и не высказывает свои слова. Посол всего лишь передает волю и слова своего господина.

– Смею, – пожал плечами Альфред. – Пришлось. Видите ли, Дипольд, посланцы вашего отца просили, нет, требовали даже доставить вас к нидербургской границе, дабы убедиться, что вы живы-здоровы. Но я решил не беспокоить вашу светлость понапрасну и предложил поступить иначе. Пригласил гостей проехать в мой замок. А поскольку господа послы не пожелали вступать в Верхнюю Марку, я вынужден был применить силу. И вот… Они хотели вас увидеть – и они вас видят.

– Ты захватил послов, Альфред! – сверкнул глазами Дипольд. – Такой поступок не делает тебе чести.

– Но и не позорит, – голос змеиного графа сделался суше и суровее, – ибо я всего лишь упредил чужое коварство, дорогой мой пфальцграф. Как в случае с нидербургским заговором. Поэтому не нужно громких слов и неуместных упреков.

– Что значит «чужое коварство»? Что значит «упредил»?

– Видите ли, в приграничном лесу, неподалеку от того места, где расположилось посольство, укрывался небольшой, но весьма опасный отряд гвардейцев вашего отца. Известные головорезы, для которых нарушить предварительные договоренности, напасть без вызова и ударить в спину не зазорно. План был прост. Гвардейцы дожидаются, когда я вывезу к границе вашу персону – продемонстрировать, что вы целы и невредимы. А после нападают. И отбивают. Вас – у нас. Или, на худой конец, захватывают меня – для обмена. Кампания вполне в духе вашего батюшки.

«Да, – с горечью вынужден был признать Дипольд, – вполне в духе…» Карл Остландский далеко не всегда поступает по законам чести. А использовать посольство в качестве приманки и потом атаковать из засады бесчестно. Известно ведь: коли уж затеял переговоры, сам меча не обнажай. Интересно, если бы его все-таки освободили таким вот бесчестным образом, на чью голову пал бы позор – на голову отца или на его, Дипольда, голову?

– Откуда? – насупился Дипольд. – Откуда тебе все это известно?

Может, врет Чернокнижник?

– Полноте, дорогой пфальцграф! – с легким упреком попенял Альфред. – Должны же и у меня быть свои секреты. Ну, скажем так, в приграничных землях, в Остланде и во всей империи у Верхней Марки хватает своих глаз и ушей. Вы удовлетворены?

Дипольд поднял подбородок. Скривил губы.

– Между прочим, я пожертвовал сотней своих воинов, – заметил маркграф, – неплохих воинов. Они везли с собой куклу, долженствующую изображать вас. И, как следовало ожидать, попались в засаду. Правда, пока шел бой с остландскими гвардейцами, вторая моя сотня, пользуясь случаем, выкрала из лагеря послов Карла. Погони не было. Даже гвардейцы его сиятельства Карла Вассершлосского и Остландского пока остерегаются входить в Оберландмарку.

– Что ты теперь намерен делать с послами, Альфред?

– А вот это целиком и полностью будет зависеть от вас, ваша светлость, – ласково проговорил Чернокнижник. – Да садитесь же, наконец, за стол, пфальцграф, не стойте столбом. Эй, усадите его!