Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Хелен Раппапорт

На следующий день Романовы сошли на берег всей семьей. Девочки и Алексей кланялись и махали толпе по пути в Осборн‑Хаус, где они побывали в оставшемся в частном владении королевской семьи крыле этого особняка и в швейцарском домике, который принц Альберт устроил в саду для своих детей, чтобы обучать их различным ремеслам. Алексею этот швейцарский домик особенно понравился. После традиционного английского чая в усадьбе Бартон‑Мэнор с кузеном Джорджем, принцем Уэльским и его семьей, все участвовали в фотографировании. Принцессе Уэльской дети царской семьи показались «чэдными», все отмечали, какие они были неизбалованные и очаровательные[463]. Двоюродные братья, Джордж и Николай, которые не виделись уже двенадцать лет, оказались удивительно похожи — оба голубоглазые, с аккуратно подстриженными бородками, одинакового роста, особенно когда они позировали для фотографии со своими сыновьями. Дэвид был в своей военно‑морской форме (будущий король Эдуард VIII учился тогда в королевском военно‑морском колледже в Дартмуте), а Алексей — в специально для него придуманном белом матросском костюме[464]. Дэвиду было поручено сопровождать его кузена и кузин в Осборн. Сначала предполагалось, что это сделает его младший брат Берти (будущий король Георг VI), но тот слег с коклюшем незадолго до визита, а императорские врачи панически боялись любой инфекции, которая могла угрожать царевичу. Поэтому Берти отправили в Балморал, а роль почетного сопровождающего императорской семьи перепоручили его брату. В ходе визита Дэвиду очень понравилась Татьяна (несмотря на то, что их бабушка рассматривала Ольгу в качестве возможной будущей невесты для него). Он видел, как она защищала своего робкого маленького братика, а также не мог не заметить «испуганный» взгляд больших внимательных глаз Алексея[465]. Вокруг царя все время находилась «хорошо подготовленная охрана», следившая за каждым его движением, поэтому, как позже вспоминал Дэвид, он «обрадовался, что я не русский принц»[466].

В течение этих четырех идиллических солнечных дней в августе 1909 года «весь мир был у воды», а пролив Солент был «ровным и прозрачным, как стекло, солнце садилось, как красный шарик, а после заката вечера были спокойными и теплыми», и величественные государственные церемонии следовали одна за другой. Как вспоминал позднее генерал Спиридович, «колоссальный флот», который собрался в Каусе, «был неподвижен, как будто во сне, и казался сказочным видением». Это впечатление особенно усиливалось, когда по ночам небо освещалось многочисленными огнями со всех кораблей, которые стояли на якоре неподалеку от берега. В ночь перед отъездом Романовых играли оркестры, были фейерверки и танцы. Адмирал британского флота, лорд Фишер, приглашал танцевать каждую из сестер по очереди. Потом состоялся торжественный прощальный обед. У дам с Александрой — на «Штандарте», у мужчин с королем Эдуардом — на яхте «Виктория и Альберт». А по завершении прощального ланча на пятый день визита, который оказался самым жарким и самым безветренным днем того года, в 3:30 пополудни «Штандарт» снялся с якоря. Николай, Александра и их пятеро детей стояли на палубе и махали на прощание своим родственникам на яхте «Виктория и Альберт». Императорская яхта взяла курс на Ла‑Манш. Когда она исчезла из виду, суперинтендант полиции Кауса Куин, как свидетельствуют очевидцы, «предложил сигарету из великолепного золотого портсигара, сияющего новизной, и намекнул, что это подарок царя». У одного из его коллег «была булавка для галстука с бриллиантовой инкрустацией в виде императорской короны, а у другого — золотые часы», все это — «подарки в благодарность за заботу» от признательных российских монархов. Но британская полиция тем не менее испытала большое облегчение от того, что «напряжение завершилось»[467].

В целом визит российского императорского семейства в Англию был очень успешным. Это была незабываемая встреча двух великих императорских семей, которым суждено было остаться в истории в качестве неотъемлемых символов последних дней старого мирового порядка. «Четыре русских великих княжны всех очаровали, а трогательный вид маленького царевича растопил все сердца»[468]. Но многие поддерживали трезвые соображения сэра Генри Уильяма Люси:

«Вышло так, что великий самодержец, повелитель миллионов человеческих жизней, был лишен того, что доступно самому непритязательному туристу с континента. Он посетил Англию и покинул ее пределы, так и не ступив на ее берега, если не считать торопливое и скрытное посещение Осборн‑Хауса»[469].

После этого британская и русская императорские семьи больше уже никогда не встречались.

* * *

Когда Романовы вернулись домой, Александра снова слегла. «Мне приходится расплачиваться за утомительные визиты, — писала она Эрни 26 августа, — уже неделю я в постели»[470]. Состояние ее здоровья вызывало серьезное беспокойство. Оно быстро ухудшалось с зимы 1907 года, когда Александра вызывала своего врача, доктора Фишера, сорок два раза в течение двух месяцев[471]. Примерно в это же время Спиридович частным образом обратился к выдающемуся русскому профессору медицины с просьбой высказать свое мнение о состоянии здоровья императрицы. Профессор пришел к выводу, что она унаследовала некоторую «склонность» к болезням нервов и «большую впечатлительность» от своей гессенской родни и что ее «нервные проявления» имеют отчетливую «истерическую природу». Все это дает физическое проявление в форме общей слабости, боли в области сердца, отеках ног, что, в свою очередь, происходит из‑за плохого кровообращения и проблем с нервной и сосудистой системами, кроме того, служит причиной появления красных пятен на коже. Причем все эти симптомы с возрастом лишь прогрессируют. «Что же касается психических расстройств, — делал вывод профессор, — они главным образом выражаются в состоянии депрессии, полного безразличия к тому, что ее окружает, и склонности к религиозным фантазиям»[472].