На обочине мира - Росс Уэлфорд

Луна уже взошла окончательно, облака почти рассеялись, и я чувствую нарастающее облегчение. Мне не нужно спрашивать Мэнни: я уже подсчитала, что у нас примерно час, чтобы добраться до бухты Браун, когда высокий прилив будет на своём пике. Мы уже миновали замок Линдисфарн – старый остров с празднично горящими огоньками, как на рождественской ёлке – и добрались до замка Бамбург – люди на его стенах всё ещё запускают фейерверки…

У нас всё получится, Уилла. Всё получится!

Впереди, на слегка неровной линии горизонта, я едва-едва различаю городские огни Ньюкасла. Я начинаю крутить педали чуточку сильнее, наплевав на боль в икрах, щиколотках, ягодицах и пояснице… По сути, у меня болит всё, что не онемело, а некоторые места и болят, и немеют одновременно – новое и совершенно не приятное чувство.

И всё же я позволяю себе помечтать о том, как вернусь домой, к своей семье, и расскажу им о нашем удивительном приключении и о поразительной Вселенной Вне Войны. Я даже разрешаю себе представить, что я уже там и что всё прошло гладко.

Тут по корпусу лётика пробегает какая-то дрожь – раньше такого не было. Совсем недолгая: какое-то едва ощутимое потряхивание, которое длится несколько секунд, а потом прекращается. Я чувствую, что у меня снова закладывает уши, и понимаю: мы теряем высоту, и довольно быстро.

Мэнни за моей спиной вопит:

– Что это было?

За несколько следующих минут лётик исполняет этот свой дрожащий кашель ещё четыре раза. Приборная панель мигает, и фары гаснут. Теперь мы летим в темноте, и дорогу нам освещают только Луна и звёзды. С каждым кашлем лётик делает рывок вниз, и мы опускаемся на два-три метра. Я сворачиваю от суши, и мы летим над водой – медленнее, чем раньше, хотя без рабочей приборной панели сказать трудно – строго держась линии берега.

Дрожащей онемевшей рукой я отстёгиваю ремень безопасности. Если мы упадём в воду, я не сомневаюсь, что лётик утонет как камень, хоть он и напоминает гидроцикл. Не хочу быть к нему пристёгнута, когда это произойдёт.

Мы продолжаем кое-как лететь, каждый километр или около того опускаясь на несколько метров. К этому моменту я уже четыре часа как кручу педали, и каждый новый толчок пронзает ноги болью, поднимающейся от лодыжек к бёдрам. Я тяжело дышу и потею.

Вскоре мы снижаемся настолько, что уже можем разглядеть детали домов, стоящих вдоль побережья. Я вижу движения океана под нами, из ровного чёрного зеркала превратившегося в трепещущий шёлковый шарф, и мы теперь так низко, что можем рассмотреть белые барашки волн. Из-за того что лётик замедлился, я волнуюсь, что мы пропустим высокий прилив, поэтому когда я замечаю празднично освещённый маяк Святой Марии в отдалении, я выдыхаю от облегчения и жму на педали ещё усерднее. Тем не менее мы продолжаем опускаться.

Я вымотана; я слышу, как Мэнни сопит и стонет с каждым поворотом педалей. Любая мысль, которая могла у меня возникнуть насчёт того, чтобы сделать победный круг над парком отдыха, – ну знаете, маша маме, папе и толпам, – давно позабыта, когда мы пролетаем мимо; луч маяка теперь уже выше, чем лётик.

Потом я вижу впереди огни на воде и испускаю громкий стон. В бухте Браун на празднование собрались рыбацкие лодки из Калверкота, целые десятки, плюс яхты и самые разные прогулочные катера: весь этот ярко освещённый мини-флот как будто сторожит вход в пещеру. К тому времени как мы добираемся дотуда, мы едва ли находимся над водой выше, чем лодки. Мэнни их тоже заметил.

– Они нас увидят, – пыхтит он мне в ухо.

Слишком поздно. Одна из лодок уже поймала нас в луч поискового прожектора.

– Ты готов, Мэнни? Нам придётся спрыгнуть с лётика и плыть!

Он хлопает меня по плечу, соглашаясь. Кажется, он слишком вымотан, чтобы разговаривать.

Набережная Уитли-Бэй по правую руку от нас ярко освещена: там устроили ярмарку с колесом обозрения и празднуют вовсю. На громадном белом куполе «Испанского Города» мигают разноцветные огни, рядом с ним перед огромной толпой выступает музыкальная группа.

К этому времени от поверхности воды нас отделяют всего метра четыре, и я круто сворачиваю к берегу. Прилив затопил почти весь пляж, кроме узкой полоски песка у самой скалы – в которую мы непременно врежемся со всего размаха.

Поисковой прожектор лодки всё ещё держит нас в своём луче: теперь все нас видят. Мы в сотне метров от берега, несёмся прямо к бетонной стене набережной, на пару миллиметров разминувшись с мачтой какой-то яхты. Люди на лодках под нами кричат и машут.

– Готовимся… готовимся… готовимся… отпускаем педали!

До воды всего три метра, два метра, стена набережной всё приближается и приближается…

– Прыгаем!

И мы оба прыгаем. Я падаю лицом вниз, всем телом погружаясь в неглубокую воду и больно царапаясь подбородком о песок. Мой самонадувающийся жилет вообще не надувается, а мощная волна переворачивает меня, прежде чем я ухитряюсь встать на ноги – как раз вовремя, чтобы увидеть, как бедный «Шевроле Суперлёт Спорт 212» дедушки Нормана ударяется о песок и кувыркается, врезаясь в основание набережной с металлически-резиново-деревянным хрустом и громким впечатляющим грохотом.

– Мэнни! Мэнни! – Я озираюсь, стоя по колено в воде. – Где ты? Мэнни?

Он выныривает прямо рядом со мной, еле-еле встаёт на колени и хватает меня за ноги, кашляя, а потом его рвёт морской водой. Он ничего не говорит, но бредёт по волнам к полоске песка, а там падает, сипя.

– Я не могу… не могу… – выдыхает он.

– Можешь, Мэнни! До пещеры рукой подать! Мы так долго летели. Ты не можешь сдаться! – уговариваю я, опускаясь на колени с ним рядом на узком пляже и стискивая его за плечо.

– Я не могу… не могу это почувствовать, – говорит Мэнни, заставляя себя приподняться на локте. Волосы прилипли к его лбу, всё лицо в песке, и даже зелёные глаза растеряли свою яркость. – Луну, эту… штуку, Уилла. Она такая слабая. – Он печально качает головой, потом снова кашляет. – Я такой слабый. Думаю, дело в этом полёте, в кручении педалей, понимаешь?

– Нет. Нет, Мэнни. О чём ты говоришь? Мы же столько всего сделали! Давай-ка, вставай! – Я тяну его изо всех сил, и он кое-как поднимается. С него ручьями течёт морская вода. – Вот так… Идём со мной. Смотри – пещера совсем близко.

Прилив уже залил вход, но мы и так мокрые.

Я замечаю небольшую вёсельную лодку, направляющуюся в нашу сторону, и людей, спустившихся по ступенькам на набережную, встревоженных крушением лётика. Кто-то кричит:

– Вы в порядке? Что происходит?

Я машу в ответ, вопя:

– Да, да – нормально, – но это их не останавливает. Теперь по ступенькам спускается уже трое или четверо – им явно не терпится оказать нам помощь, о которой мы не просили.

– Давай же, Мэнни, быстрее! Мы должны хотя бы попробовать! – Я уже просто тащу его вперёд. Он глубоко вдыхает, выпрямляется и начинает мучительно бежать по грубому песку к пещере.