На обочине мира - Росс Уэлфорд

Уже темно, и я даже не заметила, что Луна тоже темнеет: её окутывает огромная пелена облаков. Вскоре огни под нами подёргиваются дымкой: мы влетаем в низкую тучу, и температура падает ещё ниже. Внезапно всё небо озаряет вспышка света, а через несколько секунд раздаётся раскат грома, и я визжу и покрепче вцепляюсь в Алекса.

Дождь начинается немедленно. Он не просто капает, а льётся мощной стеной, попадает мне в рот, когда я вдыхаю, и пропитывает насквозь. Дождевик, который на мне надет, оказывается бесполезным, и вода просачивается всюду, куда только можно: за шиворот, под манжеты, даже через застёжку и подол. Мои ноги, ступни и шапка промокают за считаные секунды. Временами у меня появляется ощущение, что мы летим под водой.

Мы находимся в таком плотном облаке, что я даже не вижу землю, а когда молния вспыхивает снова, мне кажется, что она прямо рядом с нами: толстая полоса ослепительного синеватого света, отдающаяся оглушительным треском в ушах и яростно опрокидывающая лётик на бок, так что мне приходится перестать крутить педали и вцепиться ногами в сиденье, чтобы не упасть. Ветер беспощадно треплет нас, неся с собой новые струи дождя.

В следующий раз молния вспыхивает за нашими спинами.

Потом становится по-настоящему холодно. Сначала я начинаю дрожать, потом по мне ползёт непреодолимый холод, который становится сильнее, когда десять минут спустя мы вылетаем из тучи, и ночной воздух проникает под мою вымокшую одежду. И всё же я продолжаю давить на педали, словно ноги работают сами по себе. Алекс протягивает руку, нащупывает мою ладонь и ободряюще её пожимает. Я пожимаю в ответ – по крайней мере мне так кажется, но пальцы у меня почти ничего не чувствуют, так что сказать сложно. Алекс снижается поближе к земле, где воздух немного теплее, но особой разницы я не чувствую. В ушах болезненно стучит, и у меня такое ощущение, что я вот-вот отключусь от холода.

Через плечо брата я вижу, как он поднимает запястье и смотрит на часы.

Уже полдесятого.

– Мы не успеем, – хриплю я сама себе.

И тут Алекс поднимает другую руку и указывает вперёд, и я вижу в отдалении слабое свечение, что-то вроде мерцающего купола света, во многих милях от нас, далеко внизу.

Эдинбург.

Когда мы приближаемся, свет становится ярче, и я уже могу различить очертания районов, толстыми щупальцами раскинувшихся вдоль дорог, впадающих в город. Вскоре мы уже прямо над домами и улицами, и до нас долетают звуки масштабного празднования: громкая, ударяющая по ушам музыка, гитары, волынки, церковные колокола и пение с высоты минарета мечети. Ветер вихрями приносит и уносит звуки, и я почти забываю, что продрогла до костей. Зубы перестали клацать: теперь я так крепко стискиваю челюсть, что мне уже больно.

Потом, далеко под нами, я вижу то, что мы и ищем. Кругловатый пробел в городских огнях. Я стучу Алекса по спине, и он показывает мне большой палец: он тоже увидел. Он всё снижается, снижается, пока у меня не начинает закладывать уши, и вот мы уже можем разглядеть крошечные фигурки людей на земле. Возле каждого – огонёк света, будто все держат в руках какие-то факелы, но я ещё слишком высоко и не могу разглядеть детали.

И вот он, Трон Артура – эдинбургский холм с крутыми склонами, по одну сторону которого простирается озеро, куда я два года назад ездила с семьёй и где была снята фотография, висящая у нас в туалете на первом этаже.

Люди со своими факелами образуют линии, идущие по тропинкам; они стоят на обширных пологих полях: десятки, сотни… тысячи людей, и у меня обрывается сердце. Нам ни за что не разглядеть Мэнни.

О чём он только думал?

Он, наверное, не знал. Откуда бы? Просто назвал место, которое было бы легко найти. Он понятия не имел, как будет выглядеть Трон Артура, когда все до единого люди в Шотландии заявятся сюда отпраздновать ВВВ.

Или что ещё хуже – может, он вообще не пришёл. Он, конечно, сказал, что придёт. Но вдруг ему что-то помешало?

Теперь мы замедлились. Я это поняла потому, что ветер больше не треплет меня с прежней болезненной силой. Алекс поворачивает голову, и я наклоняюсь поближе, а он кричит мне в ухо:

– Я СОБИРАЮСЬ СНИЗИТЬСЯ, ЧТОБЫ ОН НАС УВИДЕЛ! У НАС НЕТ ВЫБОРА!

Всё это время я пыталась следить, как Алекс управляет лётиком, и я с облегчением понимаю, что всё не так уж и сложно. Скоро мне придётся делать это самой.

Он включает фары, опускает перекладину руля вперёд, и лётик начинает снижаться всё дальше и дальше над головами собравшихся на холме. Люди оглядываются и смотрят на нас: теперь не заметить лётик просто невозможно. Остаётся только надеяться, что никто не попытается нас остановить.

То, что мы делаем, запрещено: я это понимаю. В этом даже есть здравый смысл. Но «здравый смысл» иногда должен уступать место «необходимости», а прямо сейчас нам жизненно необходимо отыскать Мэнни среди этого сборища. Я смотрю вниз и вижу, что люди нам машут. Может, всё и не так плохо.

– ОНИ НАМ МАШУТ! – кричу я Алексу в ухо. – ВСЁ НОРМАЛЬНО!

Он что-то мне отвечает, но я не слышу толком, потому что в этот момент раздаётся оглушительный свист, за которым следует шквал искр, разминувшийся с нами всего на пару метров, уносящийся в небо и взрывающийся там яркой вспышкой.

Фейерверк! Кто-то в нас палит? У кого хватит безбашенности запустить салютом прямо в нас? Хотя…

У Мэнни хватит!

Через несколько секунд в нас летит новый фейерверк, а за ним раздаётся оглушительный свист.

– Вон там! – кричу я, указываю в сторону, откуда исходили оба фейерверка и свист, и конечно, когда мы поворачиваем – заработав «О-о-о!» от толпы, – я вижу Мэнни, крохотного, но вполне узнаваемого, размахивающего бенгальскими огнями и изо всех сил дующего в судейский свисток. Мы снижаемся и снижаемся, пока не оказываемся над ним всего лишь на высоте дома.

– Разойдитесь! Разойдитесь! – вопит Алекс, размахивая рукой, и толпа рассыпается в стороны, а мы неровно опускаемся на траву.

Если я думала, что когда мы приземлимся, нас ждут овации или что-то такое, меня вот-вот постигнет разочарование. Оказалось, люди вовсе не махали нам с радостью, а трясли кулаками. Они в ярости, и из толпы доносятся вопли «Это опасно!» и «Где надзиратели?»

Я слышу, как кто-то кричит:

– Это был он! Остановите этого мальчишку! – Но толпа всё ещё держится на расстоянии – широкое, неровное кольцо людей, окружающих нас на небольшом относительно плоском участке, любопытных и злых.

Вокруг воцаряется зловещая тишина, нарушаемая только шумом лётика – жужжание его двигателя становится тише, но полностью не умолкает. Я всё ещё чувствую его вибрацию. Я перестала крутить педали и – боже мой! – это невероятное облегчение.

Мэнни стоит с двумя взрослыми, мужчиной и женщиной. Мужчина держит мини-холодильник и плед, будто решил посреди ночи сходить на пикник.