По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко

class="p1">— Несомненно. Но я Кента знаю.

— Вы так уверены в этом?

— Представьте себе. Я имею в виду то главное, что составляет… как бы это выразиться… суть человека, его душу, если хотите. Это я точно в нем знаю. А все остальное не столь уж важно. Вот почему я, не боюсь сказать, человек счастливый. Именно потому, что у меня есть Кент и я знаю его.

— И это все, что нужно для счастья?

— Да, — спокойно сказала Шанталь. — Во всяком случае, это главное. Для моего счастья, разумеется.

— А для Кента.

— Ну, только этого ему было бы, конечно, мало, он же мужчина. А для всякого мужчины главным в жизни все-таки должно быть дело, работа. Но у Кента это всегда было.

— И вы что же, так сразу и… поняли Кента, его суть?

— Ну, нет… Это случилось уже года через три после замужества. Сравнительно недавно, как видите.

— Через три года? — недоверчиво спросил Георгий. — А как же вы тогда выходили за него?

— Как все, наверно. Потому что влюбилась. Или потому что замуж надо было, в девках засиделась, мне уже двадцать три тогда стукнуло. Выйти замуж, жениться — это ведь, знаете, несложно.

— Особенно вам.

— Ну, почему особенно мне? Каждому. Или почти каждому. Кто-то ведь обычно находится, холостякуют немногие. Иная замухрышка, глядишь, такого мужика отхватит… Разве в таких… матримониальных делах главное внешность?

— Все это теории, Шанталь Федоровна. Вам с вашей внешностью легко их проповедовать. А замухрышка в конце концов, может, и выйдет замуж, но намучается и натерпится за свою жизнь так, что и замужество немило станет.

— И так, конечно, бывает, — спокойно согласилась Шанталь. — Только, я думаю, это больше от характера зависит. И раскрасавица такая может попасться, что самый лядащий мужичонка от нее на третий день сбежит.

— Опять-таки в теории, Шанталь Федоровна, — упрямо сказал Георгий.

— Вы, пожалуй, не поняли, что я хотела сказать. Любой мало-мальски неглупый человек просто не может жить внешним, тем, что лежит на поверхности. Человек неизбежно будет стремиться понять суть явления, увидеть то, что скрыто за оболочкой, отрешиться от формы и вникнуть в содержание…

— Ого, как вы заговорили!

— Согласна, говорю я плохо.

— Я не о том.

— Ну, все равно, сказано и в самом деле неважно. Но вы, надеюсь, поняли мою мысль. Инстинкт познания — штука такая же древняя и неодолимая, как инстинкт продолжения рода.

— Ваша мысль, Шанталь Федоровна, — подумав, сказал Георгий, — одна из тех, на первый взгляд, совершенно правильных, абсолютных идей, которыми напичканы тысячи томов, сочиненных за сотни лет, — но и только. К настоящей, реальной жизни эти идеи, как правило, никакого отношения не имеют.

Шанталь с любопытством взглянула на него.

— Выходит, человечество сотни лет зря старалось, сочиняя эти тысячи томов?

— Вполне возможно.

— Но вы все-таки допускаете, что какая-то польза от этих идей есть?

— Для ничтожного меньшинства людей. Все остальные живут себе, ничего не зная о них, — хотя бы потому, что они не читали этих тысяч томов. Повседневная, житейская философия, — если вообще применимо это название, — предельно проста, даже примитивна.

— Интересно… И в чем же она заключается?

— Вы это знаете не хуже меня.

— А все-таки?

— Вы помните, с чего мы начали? Что в матримониальных делах внешность не главное. И замухрышка в принципе имеет такие же шансы выйти замуж, как и любая раскрасавица. Так?

— Так.

— Несерьезно, Шанталь Федоровна… Во-первых, когда мы — я говорю про мужчин — выбираем себе женщину, мы, как правило, вовсе не думаем о женитьбе. Это уж потом приходит. И смотрим мы не на ее душу, — которой сначала, согласитесь, и не видно, — а на ее тело. Какие у нее ножки, личико, фигурка, достаточно ли она хороша собой, не стыдно ли будет показаться с ней на улице. Вот что в реальной жизни происходит в подавляющем большинстве случаев.

— А что происходит потом?

— А потом мы либо решаем, что можно на ней жениться, — если, конечно, время пришло, — либо расстаемся с ней и присматриваемся к следующей. Опять с теми же мерками: ножки, фигурка, личико… И замухрышке попасть в поле нашего зрения практически невозможно. Для них остаются такие же мужички-недомерки.

— В логике вам не откажешь… А как вы сами женились?

— Я — дело другое. Ольгу я знал с детства.

— Значит, ее ручки-ножки в принципе вас не очень интересовали?

— Пожалуй, — недовольно согласился Георгий. Его слегка покоробила прямолинейность Шанталь.

— А во второй раз?

— Вы и об этом знаете?

— Да. Но, если вам неприятно, можете не говорить.

— Ну, почему же…

— И как же в этом случае выбирали? Ножки, фигурка, личико?

— Никак я ее не выбирал, — не сразу сказал Георгий. — Тут все как-то само собой получилось.

— Э, нет, Георгий, — решительно возразила Шанталь, — само собой в таких делах ничего не решается. Был выбор, был. А может, обстоятельства за вас выбирали.

— Обстоятельства? — переспросил Георгий. — Тут вы, пожалуй, ближе к истине.

— А обстоятельства — разве это не вы сами? Не вы их создали, не вы позволяли им выбирать? Или считаете, что вы тут ни при чем, «судьба-индейка» виновата?

Георгий удивленно взглянул на Шанталь, — как она могла угадать? И только тут заметил, что едут они гораздо медленнее, едва под семьдесят, хотя дорога была по-прежнему сухая и почти пустая. Видимо, Шанталь очень заинтересовал их разговор.

— Так как насчет «судьбы-индейки»? — спросила она.

— Было дело, — пришлось признаться Георгию, — и так думал.

— У меня тоже когда-то было. Как и у всех, наверно, в юные годы.

— А не в юные годы этого быть не может?

— Не должно, по идее. Все-таки мы взрослеем, умнеем, начинаем мыслить другими категориями. Именно это я имела в виду, когда говорила о внешности и замухрышках. А то, о чем вы говорите, — примитивной житейской философии, ножках, фигурке, личике, — характерно разве что для юнцов, да и то не для всех. Некоторые, наверно, сразу рождаются… мудрыми, что ли.

— Например, Кент, — не без сарказма сказал Георгий.

— И Кент тоже, — серьезно подтвердила Шанталь. — Да и странно, если бы было иначе. Он же ученый, исследователь по натуре, а у таких людей инстинкт познания развит гораздо сильнее, чем у нас, простых смертных.

— А ваша мудрость не от него ли?

— Ну, если вы так ставите вопрос, — улыбнулась Шанталь, — от него, конечно. Шутка шуткой, но, знаете ли, с умными людьми очень приятно иметь дело. Если, конечно, справиться со своим комплексом неполноценности.

— Вы не меня имеете в виду?

— Ну, зачем же? — удивилась Шанталь. — Я же сказала, что вас не знаю. Я других знаю, тех, кто до сих пор не